Я тут же припоминаю недавнее словоизлияние Семы. Может, они даже знакомы?
– Ничего, Артем, травленные да угнетаемые всегда умели сплачиваться. Этакий отпор на внешнее презрение. Правительство на нас чихает, Европа санкциями засыпает, а мы им новацию за новацией!
– Такие речи – и в школе? – я начинаю говорить чуть тише.
– Своим огольцам я, понятно, такого не говорю, – военрук доверительно улыбается. – Только тебе, Тема и никому больше.
– Честно скажу, польщен… Вы-то как? На пенсию не тянет?
– Да тянет, конечно, как без этого. С удочкой посидеть, за грибами в лесок сбегать. Только как я буду без них? – Он передергивает плечом, имея в виду оболтусов за спиной. – Я же их, стервецов, люблю. Даже нынешних. Вы, разумеется, лучше были, но я и к этим привык. Дети, Артем, – штука светлая, радостная. Задорные глаза, добрые сердца…
Я исподтишка бросаю взор в сторону учащихся. «Задорным глазом» один из них как раз целит из пластмассового пистолетика в бумажную мишень, приклеенную чуть ниже спины майора, приятели сорванца часто и ловко бухают из плевательных трубок хлебным мякишем по воробьям в открытом окне. И только парочка отличников за сдвинутыми партами добросовестно гремит железом, собирая и разбирая на время автомат Калашникова. В отличие от пентагоновских генералов дело у них спорится. Проигравшему звонко отвешиваются щелбаны и саечки. Видимо, деньги у бедолаги давно закончились.
– Да, Артем… День возле них проведешь и словно перерождаешься. Вот, ей Богу, словно заряжаешься какой-то доброй и светлой энергией!
– Но ведь хулиганят.
– А как иначе! Не без того. Только они ведь по-доброму хулиганят. От переизбытка, так сказать, сил…
Именно в эту секунду «добрые хулиганы» за спиной майора взрываются торжествующими воплями. Один из воробьев на карнизе, кувыркнувшись, заваливается лапками кверху и бьет крыльями. Хлебная пулька попала точно в десятку. Что и говорить, переизбыток энергии – штука хлопотная.
Глава 5 Зачем вы, девочки?..
Авось – слово хорошее, романтическое. Мираж в туманной авоське, славянское подобие мечты. И зря его ругают всем скопом. Мода у нас такая дурацкая – ругать и хвалить коллективом. Когда в стране разгром, когда трудно на кого-либо положиться, только это самое слово и остается. Оно – вроде слова чести, только честью клялись в веках прошлых – преимущественно дремучих, а нынче явилась замена более прогрессивная. Честь приболела гриппом и где-то даже слегка скончалась, вот и осталась одна надежда на «авось». Неконкретная, иллюзорная, но оттого не менее воодушевляющая. Пусть все вокруг плохо, мир злой и дурной, а денег как не платили, так и не платят – и все-таки авось! Выживем, переживем, заживем…