Невеста, не дожидаясь милости от природы, а тем паче от суженого, ловко выпрыгнула из тачанки, взяла его под руки и, не обращая внимания на фотографа, требующего запечатлеть исторический момент, повела во двор. Фотограф, дабы честно исполнить свой долг, стал грудью на пути молодой четы, заставив их остановиться.
Деревенский шут и балагур Хома, подкравшись сзади жениха, приставил к его голове рожки из указательного и среднего пальцев. Пальцы у Хомы были короткими и кривыми, и рожки получились не очень эффектными, хотя именно эта фотография, по мнению сексуального большинства, и получилась самой впечатляющей.
− Надо ехать в деревню, видит бог. Деревня, мой юный друг, − источник мироздания, − Жульдя-Бандя похлопал юношу, который был на десять лет старше, по плечу, − прародитель любого города, и в том числе Одессы, вскормившей вас своей воровской грудью.
Фунтик хихикнул, охотно принимая обвинение.
− Человек − раб утилитаризма!..
Дружок согласительно кивнул, понимая сие как нечто связанное с утилизацией.
− …Он порабощён мелкособственническим подходом к жизни: голубые унитазы, бассейны, жакузи и жалюзи, бары, кофиё в постель − всё это от лукавого! Голубой унитаз радует глаз: жопа к нему равнодушна. Если бы унитазы умели говорить, жопа узнала бы о себе много нового. А ты знаешь, чем отличаются богатые от бедных?
Дружок равнодушно поднял плечи, предположив всё же:
− Баблом.
− Разница между богатыми и бедными в том, что у первых более дорогие памятники, − Жульдя-Бандя секундной паузой отметил стоимость афоризма. − Я лично, − он обозначил себя рукой, − нисколько не прельщусь тем фактом, что меня похоронят в гробу из палисандра.
Фунтик хихикнул, что предопределяло какую-нибудь гадость:
− Тебя зароют как бешеную собаку… − он силился преувеличить величину сарказма. − В ящике из необструганных досок… и без креста…
Товарищ, не обращая внимания на поддёвки, продолжил тему деревенского бытия:
− А здесь, Фунтик, здесь истинная жизнь, первобытная, не обременённая цивилизацией. В деревне жизнь чиста и размеренна. А какой чудный воздух, − он полной грудью вдохнул протискивающегося в приоткрытое окно вагона знойного воздуха, продолжив монолог:
− Здесь весёлый, честный и открытый народ. Здесь веселятся и бьют морды друг дружке, искренне и без злости. Тебя когда-нибудь били просто так, без этих истеричных политических воззваний: «Бей вора!», «Гаси мерзавца!», «Мочи сволочь!»? − Жульдя-Бандя посмотрел на дружка, по большей степени определить реакцию на свои философские испражнения. − Здесь корм из натуральных продуктов, и люди пьют экологически чистый самогон.