Она отнюдь не паинька, когда
злится.
К тому же этот день был, как она
сказала, особенный.
Настя стала часто смотреть видео на
Ютубе с детишками. Это был толстый намек, который даже я понимал.
Глаза у нее делались при этом какие-то странно печальные.
Инстинкт.
На тот момент мы не так давно
оформили отношения. До этого жили полтора года в гражданском браке,
который языком милицейского протокола называется сожительством, а
батюшки в церкви именуют еще проще – словом «блуд».
А в том марте расписались, отметили
свадьбу, хотя и не собирали большую пьяную толпу, как некоторые
любят. И в свадебное путешествие за границу не ездили. Провели
несколько дней в Питере, посмотрели дворцы и музеи. Она давно
мечтала.
Но о детях она мечтала куда сильнее.
И я… хотя и не чувствовал жгучего желания, сдался. Нежелания тоже
не чувствовал. Было, как говорят, «параллельно». Теперь я же могу
об этом честно сказать? Думаю, этим я не отличался от большинства
ровесников.
В прошлом на такие заявки я даже
шутил: мол, сначала надо ипотеку выплатить, а через десять лет
можно и родить. Это юмор. Но обиды, конечно, были. Еще я говорил в
ответ на ее грустный взгляд: «Ты что? А вдруг война, а я
уставший?». Потом, конечно, клялся ей, что как только, так сразу.
Она вроде бы верила.
Но то было, пока мы еще не были
настоящими мужем и женой.
А вместе с законным статусом мне
самому показалось, что некуда больше тянуть. Я понял, что вроде бы
и сам хочу.
И вот так тупо влипнуть! А все потому
что не имел привычки к алкоголю и устойчивости к нему… И не
почистил вовремя мессенджер.
Обычно после вспышек гнева
наступало примирение, и мы были счастливы. Но такого повода еще не
было. Честно скажу, мне было страшно. Я чувствовал ужас.
Я хотел, чтоб она закричала. Или
кинула в меня вазу со шкафа. Я бы увернулся, или поймал. Да даже
если бы получил по своей глупой башке… все лучше.
Но она просто смотрела на меня. И это
молчание было похоже на крик.
Хотелось упасть перед ней на колени и
прижаться к ее ногам. Может, я так и сделал бы, если бы не подумал,
как выгляжу со стороны. И вдруг устыдился своей слабости.
«Да что я, тряпка, что ли? Тоже мне,
мужик. Все так живут. Все так делают. И ничего, не каются всю
жизнь. Мы ведь даже расписаны на тот момент не были».
Гораздо позже мне будет стыдно за
этот стыд. Она не все, и я это знал. Может, те, кто встречались мне
до этого… Может, им мимолетное предательство не нанесло бы раны…
потому что они сами могли проделать это не один раз. А она была
другой. И обидеть такую ─ все равно, что изжарить на гарнир к
картошке птичку колибри. Как бы она не притворялась иногда
тигрицей, я-то хорошо знал, как она ранима.