– А куда ей прикажете идти? Куда? – растерянно спросил господин Громыкин.
– Господа, взгляните! Прошу вас, господа. Это же почти фотографическая карточка. Atelier de photographie!
Делопроизводитель Самолётов подошёл к дознавателю, затем ещё к двум служащим, демонстрируя портрет задержанного. Сослуживцы согласно закивали, глядя то на рисунок, то на мужика в стоптанных сапогах – он теперь не спрашивал ничего, стоял смирно, осознавая важность возложенной на него миссии. Поразительное сходство! Дознаватель Громыкин поправил пенсне, разглядывая недоверчиво.
Анхен стояла, не смея пошевелиться.
– Ну что же, не дурно. Не дурно, – после паузы нехотя выдавил из себя дознаватель.
Госпожа Ростоцкая выдохнула. Ну, слава Богу!
– Не дурно?! Да что Вы такое говорите, Фёдор Осипович? Право слово, как же Вы скупы на похвалу. Барышня, это полный шарман!
Господин Самолётов подошёл к господину Громыкину, пошептался с ним с минуту. Как можно?! Барышня… трупы… убийцы… лиходеи. Нет-с… Талант! Давно уже ищем… Решайтесь! Подведёте Вы меня под монастырь… Ах, впрочем, давайте. Только должно сие решение согласовать с начальством.
Господин Громыкин встал, снял пенсне, положил его в карман, одёрнул клетчатый пиджак, перекрестился, повернувшись к иконе, взял со стола рисунок мужика с родинкой и торжественно прошествовал мимо госпожи Ростоцкой к двери. Господин Самолётов же подошёл к Анхен и доверительно понизил голос.
– Понимаете, у нас начальство нынче новое. Прежнее, я Вам доложу, было совершенно другой формации человек. Genie! Да, что я Вам рассказываю?! Вы и так должно быть наслышаны про подвиги господина Путилина по части раскрытия громких преступлений.
– Да, наслышана. Про перевоплощения господина главного столичного сыщика в чернорабочего, купца или в бродягу весь Петербург в своё время шумел, – закивала Анхен. – А разве уж не служит он в полиции сыскной?
– К великому моему сожалению, недавно он подал в отставку, – сказал господин Самолётов, поджав пухлые губы. – Такой душевный человек. Талантище! Самородок! Никогда не применял рукоприкладство по отношению к подозреваемым, голоса не повышал даже. Всё только умом да природной смекалкой раскрывал дела, выводил преступников на чистую воду.
– Какая жалость, – приуныла госпожа Ростоцкая. – А нынешний что же?