Анхен захлопала в ладоши.
– Чудеса! – восхитилась она.
– Ну и другие есть видения, – грустно добавила Эмма, встала и подошла к окну, уставившись на тёмную, вздыбленную воду в Екатерининском канале.
– Какие?
– Не хочу сейчас об этом.
– Значит, с тобою мы – чудесницы!
Анхен соскочила с дивана и закружилась по комнате.
– Чародейки!
Ещё один оборот.
– Колдуньи!
Внезапно она остановилась.
– А как же Мари? Не такая она?
Анхен считала сестру частицею себя – у них всё должно быть одинаково. Эмма повернулась к ней.
– Да. Мари повезло больше. Ты пойми, доченька, непростой это дар – он обязывает, иногда он лишает покоя. Блажен, кто не ведает. А мы ведаем, нам тяжко порою приходится жить.
– Да как же так, маменька?! Это же сила, это же мощь, это же дар Божий, – возмутилась Анхен. – А говоришь ты, что это тяжко. Не пойму я чего-то.
– Поверь мне, доченька, лучше никому не рассказывать о даре том. Даже сестре.
Анхен со счастливой улыбкой летела по набережной, что не подобает благовоспитанной барышне, как сказала бы Мари, потом она остановилась у моста с крылатыми львами и посмотрела на улицу. Как же она, улица их детства, сильно изменилась за прошедшие четырнадцать лет – уму непостижимо! На углу открылся салон светописи знаменитого на весь Петербург художника Карелина. Фотографические карточки стояли немало, но девушка решила накопить денег и всё же заказать у художника их с сестрой портрет, да маменьке на Урал отправить. Теперь-то ей есть с чего копить. Она нынче получила должность. И не абы какую, а такую, что сердце в груди бешено колотилось – полицейский художник.
– Не хочу, не могу, не буду, – сказала тем утром Анхен, не открывая глаза и даже не поднимаясь с постели.
Она проснулась с тихой грустью – начинался новый учебной год и идти в гимназию не было никаких сил и желания. Перед отъездом в уральский монастырь маменька устроила дочек преподавать – Мари чистописание, Анхен рисование. Брать не хотели – гимназия на хорошем счету, с высокой платой за обучение, понятно, какого рода ученицы сюда поступают, да и учителя должны соответствовать высочайшей планке. Но Эмма Ростоцкая, сменившая к тому времени фамилию себе и дочерям, надавила где надо, по старым, так сказать, дворцовым связям, и девочки теперь успешно трудились в сфере образования. Пусть не на полную ставку, пусть только у младших классов, Мари всё устраивало, Анхен же, с её темпераментом, желала другого.