Там, в Ярославле люди думали о людях, здесь же – только о себе, только каждый о своем.
Люди тогда были другие. Все для всех и для каждого были свои.
В Ярославском госпитале, в подавляющем большинстве, лежали раненые. В палате было человек десять. Рядом с Игорьком лежал солдат, у которого было что-то с горлом, и когда ему надо было принимать пищу, он доставал из тумбочки специальную трубочку, вставлял ее в дырку прямо в горле и начинал есть. И, похоже, при этом неудобства не испытывал. Аппетит у него был отменный. После операции Игорька заставляли обязательно есть горячий суп, а ему жгло горло, отчего он увиливал от супа. И по общей договоренности они менялись: солдату – суп, Игорьку – компот солдата. Тарелка пустая – вопросов нет. У окна лежал тяжелораненый. Он постоянно стонал и днем, и ночью без перерыва. К нему приходили доктора, что-то делали с головой (долбили, сверлили) прямо на месте. Он затихал, но ненадолго. Все в палате уже привыкли к его стонам, которые с каждым днем становились все тише, Однажды ночью вдруг сразу все проснулись от наступившей разом непривычной тишины. Солдат умер и его унесли.
* * *
Операция Игорька прошла быстро. Женщина в белом халате постелила на колени клеенку, посадила на нее Игорька и крепко сжала его руки. Подошел доктор с круглым зеркальцем на лбу, взял блестящую железяку с хитрыми рычажками, засунул ее в рот Игорьку и “чик-чик”. Тот орал, но не от боли, а оттого, что его крепко держали, чего он очень не любил. В это время в операционную привели шестнадцатилетнюю девушку, которая еле дышала и не могла уже говорить. Ей не стали вырезать гланды – поздно (кровь будет не остановить). Валентина Ивановна поняла, как им с Игорьком повезло – они вовремя сделали операцию.
* * *
В очередной раз Валентина Ивановна переезжала, покидая навсегда детский дом номер пять, уже самостоятельно. Наспех нашла недалеко новое место работы в детской колонии. Это было местечко, то ли городок, то ли станция, под названием Середа. Много лет спустя один знакомый из тех краев сказал, что это место позже называли Фурманово. Проживали они там в частном доме. У хозяйки было две дочки, которые, к несчастью, еще до войны заболели менингитом. Старшая умерла, а вторая выжила, но с отклонениями в голове. В то время ей было шестнадцать, но по рассуждениям она была на уровне десятилетней. Почти все время Игорек проводил с большой дружной компанией соседских детей. Вечерами они играли у кого-нибудь из них в доме, а днем все вместе гуляли на улице. Недалеко от дома протекала красивая быстрая речка с очень чистой водой, а за дорогой было огромное поле. Наступили первые морозы, снега еще не было, и все поле было покрыто сухой травой, торчащей из замерзшей земли, а канавы и лужи покрывал хрустящий лед. Было сухо, ветрено и холодно. Но ребята, как угорелые, носились, играя в пятнашки, по полю, раскрасневшиеся от жары. Среди детей тогда было распространено одно увлечение. В аптеке продавались медицинские перчатки, используемые хирургами, и стоили они пять рублей. Сначала надувалась целая перчатка – шар с торчащими пальцами. Когда шар лопался, использовались лоскутки от него для маленьких шариков, которые можно щелкать, ударяя, например, по лбу другого. Игорек долгое время просил мать купить ему перчатки. И наконец Валентина Ивановна сдалась – купила. Какое это было счастье! В городке был еще и кинотеатр, куда ходили с родителями. Там Игорек, как помнится, смотрел новый шедевр “Актриса”, который вызывал в то военное время у многих слезы.