– Уходите! Уходите от греха! Нет их больше здесь – увезли. – Валентина Ивановна ничего не поняла, но больше звонить не стала. Они с Игорьком ушли. И только спустя много лет она узнала, кто и куда “увезли” ее дядюшку.
Перед войной Григорий Лаврентьевич работал Главным бухгалтером большого московского завода. Началась война, и в столице была неразбериха: через город шли беженцы, гнали колхозные стада коров и др. Находились такие, кто пользовался беспорядком, чтобы поживиться.
Люди тогда были другие, но не все.
Директор завода задумал какие-то махинации (с колхозными коровами и заводскими станками, предназначенными для эвакуации) с большим для себя наваром и предложил участвовать в этом деле Григорию Лаврентьевичу, так как не мог обойтись без подписи Главного бухгалтера. Тот отказался участвовать в аферах. Директор перепугался и прибег, как это было тогда нередко, к помощи “органов”, то есть “настучал”. Вот так той же ночью Григория Лаврентьевича и “увезли”. Его выпустили только в Хрущевские времена.
* * *
Дальнейшее по Москве Игорьку не запомнилось. У него возникли другие проблемы – заболело ухо. И когда они с матерью уже прибыли для отъезда на вокзал, в ухе так стало колоть, что он стал кричать от боли на полную катушку. Кто-то привел доктора, который отвел Игорька в привокзальный медпункт. Доктор взял шприц и что-то там проколол в ухе. Было больно, но не очень. Зато сразу все прошло.
* * *
Игорьку и тогда, и позже очень нравилось ездить на поездах, особенно, если доставалось место на верхней полке – с высоты далеко все видно и при этом больше ощущается качка вагона. А под размеренный стук колес и убаюкивающее раскачивание становится так спокойно и уютно, а ночью хорошо спать. За монотонным грохотом колес других звуков не слышно, и получается этакая грохочущая тишина. Мимо проносятся дома, деревья, машины, повозки и люди, такие маленькие, копошащиеся и тихие. Больше всего Игорьку запомнилось то, что очень много было разрушенных домов. Вместо деревень стояли одни печки рядами улиц с длинными трубами. И только кое-где медленно передвигались какие-то люди. Иногда из окна были видны разбитые, подчас перевернутые машины, пушки, танки, как будто здесь похозяйничал громадный, злой и страшный великан. А особенно запомнилась узловая станция Вязьма. С верхней полки Игорек видел далеко: на всех путях (а их было много на узловой станции) стояли вплотную мертвые паровозы. Наверное, нигде больше в мире не было собрано так много сразу вместе ржавых паровозов.