Я, мой муж и наши два отечества - страница 23

Шрифт
Интервал


– Культурные люди говорят: испортил воздух, – поправила мальчишек моя Бабушка.

– Так набздив, шо й воздух спортил культурным людям, – подытожил первый мальчик…

Потом, через годы, те мальчишки действительно стали образованными людьми и своей любимой учительнице писали письма – уже в Москву… Ну а тогда семья Филипович жила, точнее выживала, в Россоши.

Семейная трагедия и железная воля хрупкой Манечки

А глава семейства Иосиф продолжал на Вахтане строительство первого в России канифольного завода. Шли месяцы, годы. Письма от любимого супруга и отца приходили все реже. Наконец пришло письмо от Бабуни: просила Манечку срочно приехать с детьми. Встречал Леон-Талясик, как всегда элегантный, но чем-то явно опечаленный. На вопросы детей об отце отвечал кратко: здоров, живет на Вахтане, много работает… А дома у Бабуни, куда все прибыли с дороги, после объятий и угощения вкусными штруделями и хворостом, Леон повел детей на прогулку, а Мария-свекровь с плачем обняла свою Марию-невестку и сообщила ей горькую новость: у Иосифа новая семья… Обе Марии, обнявшись, плакали, а потом Мария Петровна распрямилась, струночкой потянулась вверх и сказала: «У меня дети. Надо жить дальше…»

Она довольно быстро нашла работу: ее взяли учительницей-воспитательницей бездомных детей в детской колонии, которая располагалась в трех дачных домиках северо-западной окраины Москвы, в Покровском-Стрешневе. В домике с балконом, самом большом из всех, просторную комнату на втором этаже с выходом на балкон дали семье старшей воспитательницы – учительнице Марии Петровне Филипович. В двух узких комнатках напротив, в том же коридоре, жили пожилой завхоз и две молоденькие учительницы. А на первом этаже того же деревянного дома были комнаты, где проживали воспитанники.

Мои Бабушка и Мама много рассказывали о жизни в этой небольшой детской колонии. Все ребята звали друг друга прозвищами. Так, мальчишку, который сидел за одной партой с моей будущей мамой, называли Манюськой, а саму Манюсю – Совой. Владика звали Тинь-Тинь, а его друга Владимира – Головастиком… А еще были: Ворона – красивая черноволосая девочка, Жаба – зеленоглазый мальчишка, а также Рыжий, Серый, Кот, Филин, Бегемот и т. д. А еще Бабушка рассказывала, что ребята, включая и ее собственных детей, постоянно хотели есть. В Москве тогда было очень голодно. В колонии от голода никто не умирал, но жили впроголодь. Супы из картофельных очисток заправляли серой мукой с остями. О хлебе, тем более о булочках, только мечтали. Зато по утрам и вечерам воспитанников поили чаем с маленькими кусочками сахара.