Я, мой муж и наши два отечества - страница 34

Шрифт
Интервал


– Какая из наших рек самая большая? – спрашивала Александра Матвеевна ребят 4-го класса.

– Волга! – ответил кто-то из старшеклассников.

– Нет, кто еще скажет?

– Днепр!

– Енисей…

– Амур!

– Нет и нет. Так кто же скажет?

– Обь! Обь! – выкрикнули мы оба с Васей.

– Правильно. Обь! Только вас это не касается, – заметила нам учительница, – у вас чистописание. – И стала стыдить ребят из четвертого класса: не знают географию…

А на перемене Горка и еще один переросток ухватили меня и Васю и стали нас лбами друг о друга стукать, и с каждым разом повторяли: «Обь! Обь! Обь!..» Ужасно было обидно, да и больно. Немного, потому что мы оба упирались.

Соколовка все больше заполнялась военными, техникой. В самой деревне, в избах стояли только врачи и девчата из медсанбата. В бывшем деревенском клубе расположился госпиталь. А в перелесках сплошь были землянки, блиндажи, окопы и сладко дымила полевая кухня, где нас, ребятишек, неплохо подкармливали.

И все шли и шли через Соколовку беженцы. И гнали скот к переправе, которая была совсем недалеко от деревни. Лишь узкая гряда невысоких холмов отделяла нас от Волги. Животные, были это не только коровы, лошади, овцы, но и верблюды, зебры, бизоны, – стояли порой по нескольку дней в специальных загонах за деревней, ожидая переправы…

А маму с ее геологической партией срочно отозвали в Магнитогорск, было сказано, что на три месяца. Но приехать ей за нами не удалось: к Сталинграду придвинулись полчища немцев и никого к нам не пускали… Тоже и мы не могли уехать за Волгу на восток. Эвакуироваться нам не разрешали, как и всем местным. А на левый берег переправляли только раненых и беженцев с Украины.

Помню, стояли погожие августовские дни. С бахчей в ребристых арбах, запряженных рогастыми серыми волами, свозили урожай. Были на арбе и наши с бабушкой тыквы, которые весной сажала еще не уехавшая тогда моя мама: им, геологам, колхоз тоже выделил сколько-то земли. Ну а сгрузили все в теплый сарай рядом с хлевом и в горнице.

Шла последняя неделя августа. Бабушка разрешала играть на улице сколько хочу, потому что через пару дней каникулы закончатся и я пойду в школу во второй класс. Вдруг мы услышали далекое тяжелое уханье. Голубое небо к югу от нас стало заволакивать чернотой, сквозь которую прорывались красные языки пламени. Уханье не прекращалось весь день, и казалось, дрожит земля. А когда стемнело, зарево разлилось по всему южному горизонту. Бомбили Сталинград.