Первое, что хочется подчеркнуть, это то, как добр был папка, какое любящее сердце было у него. Это ему помогало очень и очень при воспитании нас. Помню, как сегодня, случай, когда папка, выведенный из себя тем, что я часто обижал Мишку, ударил меня ремнем. Это было еще на школьной квартире, классе в 6-ом. Не помню, что я тогда сделал Мишке, но почему-то я не считал себя виноватым в тот момент. Удар папы меня обидел настолько, что я, заплакав, забился куда-то в угол. Мгновенно вспыхнула злость и желание не подчиняться отцу. И вдруг отец, так неожиданно для меня, как ребенок, сам заплакал, обнял меня, поцеловал и извинился. О! Как это на меня подействовало! Я почувствовал, что отец – это самое дорогое и любимое для тебя. Я почувствовал всю свою вину перед ним. Я признал сам, хоть он и не просил меня более о том, всю вину перед ним и поклялся больше никогда не повторять плохого. Я не хочу, Миша, сказать, что это какой-то педагогический прием. Утверждать это было бы глупо. Ведь слезы появились у него не по заказу. Попросту он очень любил нас. Настолько, что нам это трудно представить.
Но жаль, что мама была обратна ему по характеру. Как это отравляло нашу маленькую жизнь! Здоровье папе не позволило взять воспитание нас в руки окончательно. И потому по характеру в него вышла только Зина, первая из нас. На остальных большой отпечаток наложил характер мамы. Как неотделимых черт характера – доброты, сердечной теплоты – бывших у папы, у нас нет. Об этом часто говорил сам папка. А неурядица в семье, говоря обо мне, отдалила меня от нее, сделала замкнутым, неразговорчивым дома. Я рос и воспитывался как бы на стороне. А потому папка, следивший только, чтобы я занимался, как следует, вел себя хорошо, всего остального и не заметил. Да и обвинять его в этом совершенно нельзя. Я чувствовал, что ему трудно справиться с работой, на остальное же у него не оставалось времени. А когда я иногда обижался, что он не хочет поговорить со мной, как с равным, пусть даже и чувствуя свое более глубокое знание жизни, свое превосходство, он меня не понимал.
Я делаю попытку открыть душу, излить ее, он двумя словами обрезает попытку. Было обидно до слез. Вы это видели.
Всегдашняя мрачная семейная обстановка толкала на проведение времени свободного где-нибудь у товарищей или в кино. А также воспитала какой-то мрачный, замкнутый, рассудочный характер. Да и чем же мне было заниматься, как не разбором обид судьбы? Прав я или нет? Почему меня часто ругает мама? Вот и привык всматриваться, мыслить. Пришел девятый класс, захотелось и с девочками подружить. Но замкнутость, рассудочность, слишком большое знание жизни, обижавшее многих, отсутствие веселости не нашли отклика ни в чьей душе. А одна из них в минуту откровения сказала: «Тебе будет трудно найти подругу: таких, как ты, еще очень мало». Ну, что же, пусть будет так! Много и юмора, и трагики в этом факте».