Эдуард был сам удивлен. Он думал, придется уламывать патриотичного приятеля, а тот вдруг раз – и без всяких согласился.
– Хорошо подумал, отставной лейтенант? Сразу предупреждаю: обратной дороги не будет.
– Подумал. Давай рассказывай, что там у тебя. Потом еще подумаю, – включил Леха крестьянскую осторожность.
Эдуард секунд пять жег его испытующим взглядом, потом попросил:
– Достань тогда сьюткэйс6 из-под кровати.
Леха встал на четвереньки, пошарил рукой в щели между кроватью и полом и, нащупав там железную ручку, вытянул за нее новенький чемодан.
– Открой.
Отцепил щеколды и открыл. Внутри лежал какой-то сверток.
– Что это?
– Положи на кровать.
Положил.
– Кейс спрячь.
Леха метким пинком вернул чемодан на место. Эдуард встал с кресла, подошел и принялся аккуратно снимать газеты. Под ними оказался рулон. Он раскатал его по покрывалу, поднял лист кальки, защищающий верхнее полотно, и спросил, лукаво улыбаясь:
– Что видишь, чувак?
– Красотищу, – глянув мельком, оценил промдизайнер.
– А точнее…
– Ну… Пожар на птицефабрике.
Произведение и в самом деле поражало необычными сочетаниями цветов. Леха провел по нему пальцем:
– Ты, что ли, намалевал?
– Кандинский, деревня!
– Да ну? То-то, гляжу, что-то знакомое. Сам, что ли?
– Сам, своей собственной рукой.
– Да ну тебя… – Леха потянулся к бутылке, налить.
– Бля… И чему только вас в вашем институте учат?
– Да, согласен. Ничему. История искусств – две пары в неделю и то только три семестра была. А так в основном политэкономия и научный коммунизм разный.
– То-то и видно… Ну да ладно, это, в конце концов, неважно.
И Эдуард подробно рассказал приятелю все про отца и про музей. Леха, рассеянно листая полотна, слушал, не перебивал.
– И так, – подытожил оратор, – в этой куче шесть произведений великих авангардистов. Все подлинники. Каждая лимон долларов стоит. Они принадлежали государству, которое сломало жизнь моего отца. Его талантом могли бы быть сотворены шедевры не хуже. Поэтому я как наследник считаю себя вправе забрать их себе как компенсацию… Часть компенсации за… Ну, ты понимаешь… Короче, вывозим за бугор – одна твоя.