Увы, не помогли вопли болельщиков и не согрела чужая любовь. Я самым позорным образом иссяк, да и раскачивался слишком долго. Запоздало мазнул врага по уху, ударил еще раз, но угодил вовсе куда-то в грудь. Он отшатнулся, но не упал. А уже в следующую секунду душа его вернулась в тело, и прояснившимся взором он поймал меня в прицел своей перчаточной двустволки. У него-то киловатты в запасе еще имелись. Пространство бултыхнулось перед глазами, праздничным искрящим салютом понеслось вверх. Меня ударили, – тупо подумал я, опрокидываясь на спину. Меня снова ударили! Может быть, в тысяча сто сорок первый раз…
Лежа на спине, я созерцал купол дворца и сравнивал его с небом. В древнем Риме дрались, помнится, под открытым небом. Италия – не Урал, там не водится зим, и падающие гладиаторы видели не металлические сваи с пыльными разводами на потрескавшемся бетоне, а кучерявые облака и лазурный чарующий свод. Им было намного легче – нашим римским пращурам. Золотистые снопы солнца пробирались меж ресниц павших, бередили угасающую память. Проснись, гладиатор, еще не вечер! И публика еще не развернула перста в землю… Вставай же, балбес! Черта лысого ты тут разлёгся!
Я шевельнул перчатками в поисках опоры. Скользкий, заляпанный человеческим потом ринг. Хоть бы руку кто подал! И впрямь легче им было – этим древним в их древнем Риме. Солнышко светит, ветерок овевает, и экология не чета нашей. Полежал, поглазел и встал, опираясь на меч. Если, конечно, не добили и не догрызли…
Пыльный развод закачался и поплыл, перейдя в увешанные плакатами стены, в море людских голов. Словно картошка в колхозном амбаре. А вот и оскаленная ряшка президента. Тоже вскочил на ноги. В зубах сигара, из банки пена брызжет, а кругом мутно, пыльно, грязно… Какой гад, интересно, разрешил нынешней публике курить в залах? Мало им пива? Новорусы хреновы! Хрустели бы своими фисташками, шоколад бы жевали, а курить-то зачем? Мы же вам не амфибии из аквариума! Нам тоже дышать хочется…
Как бы то ни было, но я снова стоял на ногах, качаясь, как шест со скворечником, и снова выла толпа, то ли восторгаясь, то ли негодуя упрямством заезжего ваньки-встаньки. Понятное дело, им хотелось выкрикнуть долгожданное «гол», а паскудник вратарь всякий раз умудрялся перехватывать мяч за сантиметр от роковой черты.