земельной управы в изрядно поношенном, чёрном официальном мундире, прикрытом обветшалой
шинелишкой (видно трудно мелкому чиновнику содержать в городке свою немалую семью). Сняв фуражку, и, обтерев несвежим носовым платком всклоченную голову, начавшую лысеть, он привычно взбежал по ступенькам в дом сельского правления и, найдя на месте сонного,
потрёпанного жизнью, и, наверное, женою, уличившую
муженька в амурных похождениях на старости лет, отдал короткое распоряжение секретарю. Когда тот спешно удалился, чиновник устроился после тряской дороги на помятом стареньком диване, невесть когда и откуда явившимся в этом казённом помещении (видно и секретарь и кто – либо иной, любили на нём прилечь). Второй
приезжий – худосочный, востроносенький, с тонкой
ниткой усиков над верхней губой, долговязый, ещё молодой человек в исправном, почти новом, ладно сидевшем на нём военном мундире, со всеми прилагающими его чину атрибутами в виде сабли и револьвера, являл лицо новое и редкое на селе. Представитель жандармского ведомства, осознавая свою значимость, остался на улице и стал
изучать внимательным взглядом, щурясь от блистающего весеннего солнца, окрестности. Небольшая площадь перед правлением, с коновязью, являлась центром села, которую пересекали две улицы. Под начищенными до блеска сапогами трещали льдинки, перемешанные с первой
весенней грязью, сверкавшие на солнце как алмазы. Пошарив глазами вдоль улицы, утвердился во мнении, что народ нужно собирать на майдане, между правлением и магазином – где на перекладине висел обрезок рельса на случай спешных оповещений. Колокол, который для этих целей повесили первоначально – пропал с концами.
Село было довольно большое. На окраинах, при въезде, теснились неказистые четырехстенные домишки крытые соломой, которую по весне в годы бескормицы скармливали скоту в ожидании урожая и свежей соломы. Огороды и хозяйственные постройки ясно указывали на прилежание и благосостояние хозяев. Покосившиеся, и уходящие под землю баньки, подгнивающие и давно отслужившие свой срок сараи, торчащие из под осевшего снега, засохшие заросли сорной травы и крапивы у покосившихся плетней, издали указывали на трудное мужицкое существование. Были и крепкие хозяйства, где дома – пятистенки, со
многими окнами в горнице, крыши крытые железом, и, окрашенные бережливыми хозяевами, крепкие надворные постройки, заполненные всем необходимым для извечных крестьянских трудов и являвшими мужицкую хватку и