дворцом. Тихо падал снег. Лёгкие снежинки кружили в
воздухе под пение флейт и скрипок исполняя свой белый вальс и ложились на плечи и ресницы Степана. Он вёл беседу с товарищем обсуждая события суматошных дней
перед принятием присяги. Пётр допытывался почему именно дружка определили на ответственное мероприятие и
тем самым выделили его и прославили среди новобранцев.
Степан отмалчивался. Он и сам не знал, за что его выделили
командиры и не хотел посвящать его в свои сомнения и переживания. В душе его звучала музыка, а в глазах, сквозь
пелену снежного тумана, проступали черты далёкой и всё
более притягательной Марии. Воспоминания памятного
Рождества и здесь волновали его душу. Степан часто, глядя
на подарок Марии, и, наблюдая как передвигаются стрелки
тяжёлого серебряного хронометра, мысленно возвращался
в родной дом, к любимой Марии. «Что с ней? Хватит ли сил
дождаться его?». Служба и строгий распорядок не тяготили
новообращённого рядового солдата. Профессию эту он
осваивал так же серьёзно, как и нелёгкий и ответственный
труд к которому приобщал его отец и который Степан
почитал не только необходимым, но и основополагающим
для всей своей дальнейшей жизни. Так жили предки и так
предполагал жить и он.
Последним зазвучал плавный и величественный полонез-творение польской музыкальной культуры, покорившее, как и венский вальс, российское высшее общество. Степан вспоминал нехитрые, но озорные и захватывающие танцы
деревенской молодёжи, которым не обучали учителя, а которые исторгала душа, как и русскую песню, и которые вошли с самого рождения в душу и кровь, с тоской и удалой веселостью выплёскиваясь в этот суетный мир, являя сокровенные, глубоко укрытые, тайны сложной души, которая таилась и у разбойника и у святого. Познать все тайники мятежной души – не в силах- ни пророку, ни мудрецу-писателю. Какая сила движет человеком? Какая сила может остановить на краю бездны и какая сила толкает
его в бездну? Может быть та гармония и сила живут в музыке, что рождает природа и, что льётся из души то стоном, то звонким смехом и, что не умирает и живёт вечно с шумом дождя и раскатами грома, с шорохом опавшей листвы и криком петуха, с посвистом разбойничьим ветра и ласковым звучанием материнской колыбельной песни. Звуки полонеза напомнили вновь Степану ночь перед Рождеством, когда заглянул в бездонные светлые глаза своей Марии, поглотившие его целиком и навсегда. В звучании оркестра слышался её смех и чувствовалась её грусть, что доходила до Степана через тысячи верст. Когда Пётр поинтересовался о том, что пишут из деревни и как там поживает его зазноба, Степан односложно ответил: