– Что же, тогда, как вы пожелаете.
Я чуть было не ступил за дверь лавки, как услышал голос Фрэнсис и обернулся.
– Подожди минуту, Дик. Моя старая голова совершенно дырявая и памяти никакой нет. Сейчас..
Она вновь удалилась, оставив меня стоять возле прилавка и разглядывать разложеннные на нём товары. Основными товарами в таких лавках, конечно служат продукты первой необходимости, но на самом прилавке располагались по большей степени различного рода мелкие детские игрушки, брелоки, сувениры и прочие безделушки, которые стоили гроши. Фрэнсис вернулась с чёрным пакетом в руках.
– Вот, держи, мой мальчик. Подарок тебе.
Заглянув в пакет я начал было противиться, но миссис Дунгберт настояла на том, чтобы я взял его с собой. Я решил не отказываться от подарка, потому что это не прилично и попрощавшись вышел из лавки.
Достав из кармана своей джинсовой куртки бумагу с адресом я прочитал об улице Конвирс, жилой дом номер четыреста двадцать. Если моя память чуть лучше, нежели память Фрэнсис, то в этом доме проживают исключительно мигранты нелегалы из Мексики, которые незаконным способом попадают на территорию Америки и остаются здесь по различным обстоятельствам: невозможности вернуться обратно, нежелании возвращаться, из-за найденной тут работы и многого другого. Некоторых из них держит ребёнок или семья, которыми они обзавелись за время пербывания в нашей стране. Некоторые, весьма не давльновидные девушки ведутся на сладкие речи со стороны этих грязных, похотливых и совершенно безкультурных животных и делаю им детей.
В подобных размышлениях и медленным шагом подошёл к дому номер четыреста двадцать и упёрся в старые, местами поцарапанные двери трёхэтажного дома. Стены дома было не менее обшарпанные, чем двери, что в него вели. Было видно, что дом уже давно нуждается в реконструкции и жить в нём как минимум, не безопасно. Страшно представить, каково жить в таких-то условиях, да ещё и каким-то образом растить детей. Хорошо, что я человек.
Возле дома стояли две скамейки, лаковое покрытие которых уже давным давно истёрлось, а вся краска слезла. Остались лишь небольшие пятна зелёного цвета. Она пустовала.
Осторожно приоткрываю дверь и натыкаюсь на девочку. Маленькая девочка пяти лет, одетая в старые тряпки, которые лишь немного прикрывали детские бёдра, стояла передо мной с копной грязных запутанных волос и смотрела на меня своими зелёными, будто бы первая трава, глазами, присмотревшись в которые, я и вправду на мгновение увидел ещё не скошенную свежую луговую траву. Глаза эти в действителности были зеркалом души, зеркалом, в котором отражалась поистине детская невинность и не понимание того, что сейчас происходит.