А Элизабет никогда не морщилась. Это был какой-то особый дар. Она брала бездомных детей за руки. И даже носила их на руках! Ту девочку она отмыла и разговаривала с ней всю ночь. Элизабет смотрела детишкам прямо в глаза и верила, что все люди рождены хорошими и заслуживающими человеческого обращения. Желал бы я обладать той же наивностью.
До сих пор гадаю, сохранила ли она этот дар, умирая. Верила ли по-прежнему в гуманность и другую наивную чепуху? Надеюсь, что да. Хотя, боюсь, Киллрой мог выбить из нее остатки веры.
Ким Паркер сидела очень прямо, аккуратно положив руки на колени. Она всегда хорошо ко мне относилась, хотя во времена моей с Элизабет юности обе пары родителей были обеспокоены нашей, на их взгляд, чересчур тесной близостью. Им хотелось, чтобы мы общались с другими сверстниками, заводили больше друзей. По-моему, это нормально.
Хойт Паркер, отец Элизабет, еще не пришел с работы, поэтому мы с Ким болтали ни о чем или, другими словами, обо всем, кроме Элизабет. Я старался не сводить глаз с лица Ким, потому что знал: каминная полка уставлена фотографиями ее улыбающейся дочери. Мне трудно было смотреть на них.
Она жива…
Я никак не мог в это поверить. Человеческий мозг, как я знал со времен учебы в медицинском институте (не говоря уже о нашей семейной истории), может причудливо искажать действительность. Не хотелось думать, будто я тронулся настолько, что сам создал повзрослевший образ Элизабет. Но, с другой стороны, ни один псих не считает себя сумасшедшим. Взять хотя бы мою маму – интересно, понимала ли она, что больна? Ведь мать пыталась даже заниматься самоанализом.
Скорее всего, не понимала.
Мы поговорили о погоде. О моих пациентах. О работе Ким. А потом теща поразила меня до глубины души.
– Ты с кем-нибудь встречаешься? – спросила она.
Это был первый личный вопрос, который Ким задала мне за все время нашего знакомства. Он меня просто ошарашил. Я попытался угадать, что именно она хочет услышать в ответ.
– Нет, – сказал я.
Ким кивнула и, казалось, хотела спросить что-то еще. Однако вместо этого поднесла дрожащую руку к губам.
– Ну, иногда, – поправился я.
– Это хорошо, – кивнула она. – Так и надо.
Я опустил взгляд и неожиданно для себя произнес:
– Я все еще безумно скучаю по ней.
Надо же, и не думал этого говорить. Напротив, собирался быть привычно-вежливым и обсуждать нейтральные темы. Подняв глаза, я встретил измученный и благодарный взгляд.