Старик не реагировал на его слова и продолжал рыдать. Ван Ю посмотрел на него, на труп его брата, лежащий в неестественной позе, на залитые кровью коробки. Перед тем как впустить команду чистильщиков, он повернулся к Фен Бао и сказал:
– Не сопротивляйся и делай все, что они говорят. Так все закончится быстрее, и ты окажешься в своей камере.
Не дождавшись ответа, он открыл дверь, впустил чистильщиков и вышел из квартиры.
Обратный путь показался ему более быстрым. Когда Ван Ю выходил из капсулы, на коммуникатор пришло оповещение: «Ваш индекс благопристойности увеличился на ноль целых пять сотых балла в связи с успешно выполненным заданием! После более детальной проверки ваших действий индекс может измениться. Вы сделали жизнь в Империи более безопасной и благопристойной. Выражаем благодарность от имени Императора!».
Неожиданно для самого себя он поймал себя на мысли, что не почувствовал прилива эйфории, как это бывало раньше, когда ему повышали индекс.
– Более безопасной и благопристойной. Безусловно, – проговорил он шепотом, поднимаясь по лестнице из подземки.
Он шел по темному, сырому, бесконечно длинному коридору. Через каждые полтора метра на потолке висели старые вакуумные лампы, которые больно слепили глаза, приходилось отводить взгляд к полу. Мысленно он удивился, что такие лампы еще существуют, наверное, их используют, чтобы произвести гнетущее впечатление на тех, кого вели этим коридором. К тому же они висели настолько низко, что приходилось пригибаться, чтобы не задеть их головой. Впереди и позади него шли двое мужчин в форме и с электрошокерами в руках. По обеим сторонам коридора ряды пронумерованных металлических дверей.
«Номер четыреста двадцать один», – почему-то подумал он про себя. Идти ему было тяжело, у него болели конечности и живот, словно его безжалостно избили. Руки были не связаны, но на кистях багровели следы от наручников.
Судя по погонам, оба сопровождавших его военных были сержантами, но звезды на погонах и форма были давно устаревшими и не применялись в армии уже лет двадцать. Хотелось остановиться, отчитать солдат за непригодную форму, пригрозить им наказанием, но тело не повиновалось, хотя он чувствовал каждую его часть. Стало страшно, он почувствовал, как сильно забилось сердце. Еще раз оглянулся по сторонам и наконец догадался: «Нет! Это точно сон. Больше меня ни иные, никто другой не смогут заставить поверить в реальность снов и, тем более, бояться их».