Оживить отдельные события того дня помог бы небольшой рассказ. Ведь это могло быть так:
Ровно в 15 часов 22 минуты 16 декабря 1941 года залп из катюш по деревне Кузьмищево ознаменовал собой начало крупного советского наступления. Тогда, немцы еще не поняли всего размаха приближающейся катастрофы. Нет, они не были застигнуты врасплох, как твердит пропаганда тех дней. На передовой солдаты без понуканий, быстро и слаженно заняли свои окопы. К затихшей канонаде каждый уже был на своем месте, держа наготове свое оружие. По мере ожидания напряжение нарастало. На их лицах не читалось страха, лишь взгляд такой ледяной, полный глубокого безразличия, который устремился на восток в ту сторону, откуда уже раздались первые выстрелы. Они, по- настоящему знали, что такое война и приготовились к встрече лицом к лицу с самой судьбой. Стойко – без страха, но и без надежды на счастливый исход. Через несколько дней многие из тех, кто тогда занял оборону по краю деревни, превратятся в замерзшие трупы. А те, что останутся в живых, будут отходить с короткими остановками на запад. Строго на запад. Но, кто бы из них это знал тогда, в обычный пасмурный день 16 декабря.
Крупный снег, падая с мрачных небес, создавал плотный занавес по берегу Оки . В этой погоде, трудно было разглядеть откуда именно исходит опасность. Там, в низине, из ближайшего подлеска потянуло дымной гарью от проделанного выстрела из советской сорокапятки. Следом раздался еще один. Очередной снаряд с пронзительным свистом пролетел над головой, падая где – то в деревне. Пронесло. Пулеметный расчет Рудольфа Гремма, воспользовавшись неопытностью артиллеристов, тут же шквальным огнем заставил замолчать советское орудие, а заодно и всех тех, кто был у той пушки. Это были первые погибшие за пограничное Кузьмищево.
В этот день пулемет Гремма не смолкал ни на минуту. Очередь за очередью посылал он пули в сторону Оки. Туда, откуда все прибывали и продолжали прибывать солдаты противника. Перед ним все поле виднелось, как на ладони и найти свою цель не составляло особого труда. Через час работы минометчиков и артиллеристов долина стала напоминать собой изъеденную воронками снежную гладь, на которой отдельными темными пятнами виднелись силуэты живых и павших советских воинов. Воздух быстро пропитался сгустками крови и расплавленного металла. Этот запах Рудольфу был знаком не понаслышке, но все равно к нему за три года войны, он так и не привык. Но, сейчас он ни о чем таком не думал, он всего лишь выполнял свои обязанности командира расчета. Машинально, без эмоций, без ненависти. Только в голове снова и снова этот въедливый привкус вызывал из памяти образы былых сражений. Все, как тогда. В Польше, во Франции. Только места здесь другие, а так все тоже самое. Тот же запах, та же канонада, те же крики и стоны под шум разрывов. Долг солдата и просто человека, который втайне надеялся выбраться из этой заварушки, заставлял его лихорадочно давить на курок , предварительно высматривая черные пятна на снегу. В бою для него не существовало людей. Перед ним были только цели. Неожиданно все вокруг несколько замедлилось, и мир озарился яркими огненно-красными красками. Отчетливо промелькнула мысль. «Все. Это конец». Его резко потянуло вниз. Падая в окоп, он даже не заметил, как шальная пуля, выпущенная из трехлинейки красноармейца Василия Облукова, оставила кровавую рану на его груди, оборвав короткую жизнь пехотинца. Это на самом деле был конец.