Встречаюсь взглядом с небесно-голубыми глазами сестры, и ту же получаю вопросительно изогнутую бровь.
Она знает, о чём я думаю. Эта чертова нерушимая связь близнецов. Иногда хочу закрыться, но понимаю, что маску видит, как минимум один человек. Я посылаю немой сигнал «всё в грёбаном порядке». Как всегда.
Дверь распахивается, и на порог заваливается отец и Эйден. Оба смеются и пихают друг друга, благодаря чему отшатываются в стороны.
– Три года вас ждали, – ёрничаю я, хотя прижал задницу к стулу меньше минуты назад.
Отец закатывает глаза одновременно с братом, и первый промахивается, когда хочет отвесить мне подзатыльник, а второй бросает коньки и клюшку у лестницы.
Я усмехаюсь.
– Теряешь хватку.
– Да? – иронизирует отец, занимая соседний стул. И я не успеваю уловить то, как быстро прилетает его ладонь в мой лоб. – Ты всё ещё так думаешь?
– Да, – лениво киваю. – Решил уступить, должен же ты хоть где-то выиграть. Ты такой предсказуемый.
Отец целует маму, которая ставит на стол пару огромных блюд и подмигивает мне, на что закатываю глаза.
– Слюнтяй, – отмахиваюсь рукой.
– Картер! – возражает сестрёнка.
– Картер! – передразниваю я.
– Заткнитесь оба, – подаёт голос Эйден.
– А ты какого фига вякаешь, малявка? – я смеюсь, награждая младшего брата взглядом старший-всегда-прав.
В его ореховых глазах возникает раздражение. Ничего нового. Подумать только, пятнадцатилетний засранец спорит со мной. Что ж, признаю, люблю это. Мы максимально разные характером, но вот внешность всегда выдаёт родство.
– Прекратите все, – устало вздыхает мама, на что Ди тихо смеётся, смотря на неё с сожалением и пониманием, а папа самодовольно усмехается. Мэди скрещивает руки под грудью и морщится, ёрзая по стулу. – Боже, когда-нибудь мы поужинаем нормально?!
Не думаю, что мама обращалась к нам, скорей, разговор с самой собой, что довольно комично, учитывая, что мы живём так всю сознательную жизнь.
– Напомните, сколько вам лет? – продолжает она.
– Двадцать два, неделя, и двадцать три, – без энтузиазма растягиваю я. – Еще есть пятнадцатилетний засранец. Не помню, чтобы когда-нибудь просил братика.
– Мне шестнадцать, – ворчит малявка.
Точно, шестнадцать. Временами забываю, что Эйден вырос, и мы оба поменялись. Могу измываться над ним сколько угодно, но никогда не позволю другим.