Мы гребли вниз по течению, проходили озера, огибали скалы, преодолевали небольшие пороги, и вот, наконец, добрались до озера, где решили остановиться на ночь. Там поднялся ветер. Когда с неба ударила молния, мы повернули к берегу. Через несколько минут мы с трудом пытались поставить палатки, деревья вокруг нас сгибались под порывами плотного ветра, а песок обжигал лица, как мокрый снег. Палатки хлопали и бились на ветру, словно громадные воздушные змеи, когда мы пытались ухватиться за их углы и загнать шпильки в грунт. Я представил себе, как палатка вырвется у меня из рук и улетит в озеро или вообще исчезнет в небе. От такой картины я вздрогнул и постарался загонять шпильки поглубже.
Поставив палатки, мы побросали туда спальные мешки и одежду, подальше вытащили каноэ на берег и уложили под них наши почти пустые рюкзаки. Уверенные теперь, что все вещи будут в безопасности, как в бункере, мы укрылись в палатках. Это было 4 июля[8] 2005 года, и пока мы сидели, прислушиваясь к шуму ветра и дождя и раскатам грома, я думал о друзьях и семье дома – ведь они там смотрели совсем другой фейерверк. Наша палатка дрожала, а я думал о густой зеленой траве на невысоких холмах, мягком ворсе расстеленного на земле пледа для пикника, слышал коллективные «ох!» и «ах!» и представлял себе подсвеченные огнями фейерверка лица.
Наша палатка озарилась бледно-желтым светом, затем раздалось громкое «бах!». Гром и молния грянули в одну и ту же секунду. Должно быть, молния ударила в дальний берег. Мечты о доме быстро рассеялись, и я повыше подтянул ноги на спальном коврике, чтобы уменьшить площадь контакта с почвой. Так мы и сидели, ожидая, когда пройдет буря.
Ветер постепенно утих, а потом и дождь прекратился. Я выбрался наружу и увидел вечернее солнце, пробивающееся сквозь отступающие грозовые тучи. За нашей стоянкой параллельно берегу тянулся длинный извилистый гребень. Я не заметил его раньше – гладкий склон из гравия, поднимающийся к узкому гребню. Он казался тут странно неуместным, будто изготовленным на заказ. Это место напомнило мне велосипедную дорожку, по которой я множество раз ездил в детстве, – заброшенные железнодорожные пути, которые были преобразованы в многоцелевую тропу. Она петляла над болотом и шла через густые леса к западу от Миннеаполиса до маленького городка Эксельсиор. В жаркие летние дни хорошо бывало прокатиться на велосипеде шесть с половиной километров до кафе, где подавали лучший охлажденный кастард