Одной рукой он протянул бинокль майору, а другой ткнул куда-то вверх. Илья не сразу понял, куда именно надо смотреть. Наконец найдя нужную точку и немного подправив регулировки бинокля, он смог рассмотреть, на что именно указывает его собеседник.
Она тихо покачивалась на ветру, поворачиваясь из стороны в сторону так, что Лунин никак не мог понять, открыты ли у нее глаза. Для чего ему была эта информация, он и сам не знал, но долго вглядывался в окуляры, пока наконец не увидел то, что было ему нужно. Ее глаза были закрыты, а лицо равномерно покрывали одинаковые, словно нанесенные безумным татуировщиком, узоры. Хотя, конечно, никаких узоров не было. Это была сетка, обыкновенная рыбацкая сетка, в которую была замотана голова убитой. Сама эта сетка была накинута на стальной крюк возвышающегося над заброшенной стройкой подъемного крана.
– Ну как? – нетерпеливо полюбопытствовал толстяк.
Лунин опустил бинокль. Если бы он мог наблюдать себя со стороны, то увидел бы, что вокруг глаз у него отпечатались бледные круги – следы от окуляров.
– А я смотрю, вас такое зрелище не сильно удивило. – Он с подозрением рассматривал мужчину.
– Да что тут особенного? – Толстяк пренебрежительно махнул рукой. – Я такое каждый день вижу.
– Это где это? – Илья удивленно поднял брови.
– Так на работе, – пояснил мужчина, – я же на мясокомбинате работаю, обвальщиком. Ну, мясо от костей отделяю.
– Я понял, – кивнул Лунин. – А чего вы не на работе-то? Вроде вторник.
– Так ведь отпуск, – улыбнулся толстяк, – отдыхаю. Вот завтра, если потеплее будет, на дачу поеду. У вас, кстати, есть дача?
– Сергей, – отвернувшись от толстяка, Лукин поманил к себе Ракитина, – нам крановщик нужен.
– Кто, крановщик? – не понял Ракитин. – Зачем?
– А вот товарищ тебе все объяснит. – Лунин сунул бинокль в руки ничего не понимающему Ракитину, похлопал толстяка по плечу и зашагал к машине. Он знал, что уже поздно, ноги слишком долго были мокрыми и наутро он наверняка заболеет. Но желание наконец согреться от этого меньше не становилось. Сев в машину и заведя уже остывший двигатель, Илья с сожалением подумал о коньяке, который он сгоряча вылил из ракитинской фляжки. Коньяк сейчас был бы очень кстати.