– «Неведомо этому обожравшемуся и блудливому, что ему уготована роль Антиобручника, и скоро придет демон и оседлает его. Это случится, когда тот пойдет и оплатит долг, который демон ему и сочинил. Заплатит и изгонит из себя остатки человеческого, когда согласится признать грех добродетелью и заявит об этом».
Одно цеплялось за другое и свивалось в гнездо. Агасфер знал, что Антиматерь Виктиму отправили в путешествие, купаться в блуде и прославляться в нем. Это там пройдет три года, а здесь всего три месяца. И когда она вернется, ему придется ее опекать, ибо не было здесь больше никого, кроме него в обличии человеческом, с памятью и прошлым. А она должна быть только в облике человеческом, иначе снова родится сущность облика демонического. Через три месяца его сегодняшний подопечный будет уже исчадием и встанет в свой ряд, а там за ним другой присмотр будет уже. К началу второго весеннего месяца все должно быть готово.
***
Сла̀в проснулся от урчания голодного живота, посидел на унитазе, умываться не стал, хрюкнул на свое отражение в зеркале и стал собираться. В сегодняшних снах кого-то вешали и разрывали на части, кололи вилами и жарили в огне, но Сла̀ву никого не было жаль. В дверь позвонили, сосед, всегда домашний и невыбритый, спросил какой сегодня день. Сла̀в ответил, на что тот выдохнул:
– Боже мой!
Сла̀в закрыл за ним дверь и радостно понял, на кого он отжалуется сегодня. А долг его больше не тревожил, вчера все разъяснилось: в его, теперь совсем уже не ясно сколько прожитой жизни, был эпизод, который он скрывал и которого стыдился. А оказалось, что все это продается, и его делюга стоила ровно столько, сколько ему выставили кредиторы. Он был уже готов все озвучить и подписать, что нужно было для получения тех денег.
Кот Агасфер, сидя скромно в уголке, без труда читал эти мыслишки, то, что когда-то было внутри и называлось стыдом и раскаянием, переварил кишечник вместе со свиными закусками под водку, и слил в унитаз. Сла̀в тоже смотрел на кота, в который раз задаваясь вопросом, где тот справляет свои естественные надобности и как так чисто вылизывает чашку. Откуда же ему было знать, что тот мог оправляться только в своем естественном обличии, сидя на унитазе, а чашку мыл просто водой в раковине, ибо даже запах того варева был для него отвратен.