– Офигеть, – засмеялся я. Не знаю, что мне больше показалось забавным, то ли сама история, то ли искреннее недоумение от погружения в сложный женский мир инстаграмных перипетий в голосе Алексея Алексеевича.
– И так во всем. Все держится на одной сплошной показухе.
– Да, кстати, я вот тоже недавно заметил. Помнишь, был бар в Столешниковом, под хохлому расписанный. Мы с тобой года два назад там встречались.
– Не понравилось мне там, контингент какой-то мутный.
– Он недавно закрылся.
– Давно пора, я вообще не понимаю, как эта столовка работала.
– Да никто туда есть и не ходил. Это было культовое тусовочное место, одновременно и для творческого андеграунда, и для золотой молодежи. В Москве до него ничего подобного не было. И когда он закрылся, вдруг стало модно скорбеть об ушедшей эпохе. Народ приезжал, делал фотки закрытой двери, нес цветы, как на могилку. И вроде ничего плохого в этом нет. За одним исключением: все это, как ты говоришь, – показуха. Во всей этой вакханалии участвовали и те, кто там ни разу не был. Ну, или зашел разок днем за стаканчиком кофе с собой, или простоял в очереди и был послан на фейс-контроле. Кого-то вообще в седьмом году только зачать успели. И они пишут слезные посты, как им будет не хватать этого места, как же там было хорошо. Просто потому, что в одночасье это стало мейнстримом.
– Слушай, а чего это все ностальгируют по седьмому году? По девяностым я еще с натяжкой могу понять, хотя тоже странно. Я вот вспоминаю, и вроде хороший год был, денег было как у дурака фантиков. Но то у меня, а остальным-то чего?
– Может, как раз в это время и открылся Симачев. Или про что-то другое имелось в виду?
– Нет, именно про сам год, типа верните мне мой 2007-й, как-то так.
– А, да, это есть. Скорее локальный мем для молодежи: вспоминают всяких эмо, готов, мультики после обеда. Больше ради прикола, никто всерьез это не воспринимает.
Алексей Алексеевич сделал задумчивое лицо, и на время возникла пауза. Я собирался ненавязчиво вернуться к документам, не вызывая подозрений. Тема очень деликатная, и сейчас все зависело от моего умения втираться в доверие. Хотя он и полагался на меня во многом, но, будучи опытным игроком, никогда не раскрывал всех своих планов. Надо было выстроить такую конструкцию, чтобы он сам заговорил о них.