– Завтра вечером состоятся поминки, – сообщаю я, не давая прямого ответа на вопрос. – Подумываю пойти.
Мел хмурится.
– Считаешь, это хорошая мысль?
Я понимаю, почему это кажется ей странным – здесь, в уютной квартирке с чили из трех сортов бобов на плите и открыткой с йоги для мам и младенцев на холодильнике.
Мел бы не зациклилась на Аманде; между ними нет ничего общего.
Борюсь с желанием снова прикоснуться к «Фитбиту». Раньше эти устройства были везде; теперь же, похоже, их мало кто носит. Но на фотографии, которая висит у входа в подъезд Аманды, у нее на запястье тоже такой браслет.
Когда я это заметила, внутри все сжалось. Еще один связующий нас элемент.
Этого я Мел тоже не рассказываю. Раньше Мел знала меня лучше, чем кто-либо; мы жили в одной комнате, когда учились в Бостонском университете, и вместе снимали квартиру, когда только переехали в Нью-Йорк. Но наши миры больше не пересекаются, и дело не только в географии.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предлагаю я. – Что ты чувствуешь по поводу возвращения на работу? Уже нашла ясли?
– Да, нашла прекрасный вариант всего в одном квартале от офиса. Смогу приходить к Лиле каждый день во время обеда.
– Идеально! Только пообещай, что будешь питаться не только протертой морковкой.
Она смеется, и мы болтаем еще какое-то время, но потом недовольство Лилы становится громче. И Мел явно непросто сосредоточиться, когда малышка расстроена.
– Кажется, пора оставить тебя в покое. – Я опускаю пустой стакан.
Мел берет маленького плюшевого слоника, которого я принесла Лиле, и машет им на прощание.
– Ты знаешь, что можешь позвонить мне в любое время.
– Взаимно.
Я целую Мел в щеку и затем наклоняюсь поцеловать сладко пахнущую головку Лилы.
Я иду пешком в сторону Манхэттена, пока не начинает темнеть, и тогда вызываю «Убер». В машине есть кондиционер, чему я несказанно рада.
Пока я была с Мел, мама оставила мне сообщение, поэтому я набираю ее номер.
Она сразу же берет трубку.
– Привет, милая. Жаль, ты не с нами! У нас мексиканский вечер. Мы с Барри приготовили гуакамоле и «тощую» маргариту.
– Здорово! – пытаюсь я поддержать ее энтузиазм.
Представляю ее в обрезанных джинсах и майке, с банданой на волнистых каштановых волосах, сидящей в кирпичном патио, которое Барри построил несколько лет назад. Моя мама миниатюрная, с оливковой кожей. Я же унаследовала широкие плечи и спортивную фигуру отца. Взрослея, я иногда задавалась вопросом, понимали ли люди, которые видели нас вместе, что мы мать и дочь – не только из-за разной внешности, но и потому, что она была гораздо моложе остальных мам в моей школе.