Вернувшись из больницы домой, она несколько часов неподвижно пролежала на ковре с закрытым глазом. Потом, отводя взгляд, накрыла зеркало платком и так, завёрнутым, вынесла его из квартиры. Тяжёлое, оно било её по ногам, и руки ныли, но Лика спустилась с ним по лестнице – бережно, не разбив, не дав волю злости, поставила зеркало у мусорных баков. На следующий день, она знала, его там уже не будет. Оно не виновато, оно просто больше не нужно.
Все маленькие зеркальца, что были в её квартире, постигла та же участь. То, что было вделано в дверцу шкафчика в ванной, она заклеила плотным картоном. Она вдруг удивилась, зачем ей вообще столько зеркал?
Дальше нужно было заставлять себя есть, спать, ходить, переодеваться, но довольно скоро она поняла, что справиться слишком трудно.
Она знала, что не понадобится звонить им и что-то объяснять. Эти люди всегда обо всём узнавали первыми, из каких-то своих источников.
что за глупость как это могло случиться со мной мне всего двадцать два года и я всегда была хорошей так старалась так хотела не то что многие всего один шаг неверный дурацкое стечение обстоятельств кому и зачем понадобилось меня уничтожить? я ведь уже была у цели я пришла наконец из пустоты к началу я работала над этой ролью ещё до того как меня взяли марк владимирович говорил во мне силы на троих я чувствую кадр и камера меня любит а теперь и в метро от меня отворачиваются только дети смотрят смотрят и наверное я потом им снюсь в кошмарах впрочем я больше не езжу в метро не хочу не хочу какое сегодня число я давно не выходила из дома я не помню а тогда было двадцатое апреля когда я оступилась когда не заметила дурацкого крючка ну почему ведь я могла схватиться за что-то нет надо было вот так со всей силы почему я
Бессонница пришла. Это была настоящая, большая, полноценная бессонница, опустошающая донельзя. Иногда по ночам Лика звонила подругам, но они были не слишком рады, может быть, они просто хотели спать; в конце концов, она сама отвергла поначалу их сочувствие и поддержку, желая только одного – остаться одной, чтобы её не видели.
Так прошёл месяц, похожий на бесконечное время суток без определения и даты. На улице был май, сирень и свет, и это было ужасно.
Однажды она поняла, что умирает. Агонизирует. И нужно спасаться. В квартире, в затхлом запахе, в пустом холодильнике, в смятой, мучительно бессонной постели, в пыльных вещах, в отключенном за неуплату интернете, в грязных чашках, в закрытых шторах, в этой футболке, которую она не снимала уже неделю – во всём была её гибель, горечь ядовитая.