– Смотри, Степан, какая я была невеста! – мать взяла отца за руки, дернула на себя, и он покорно встал рядом с ней. Мать кивнула на свадебную черно-белую фотографию в рамке. – Только гладиолусов не хватает. На работе девочка одна замуж выходит. Как думаешь, отдать ей платье? – Затем она присела рядом с сыном. – Степан, мы с папой решили развестись, – и добавила едва слышно: – Ты с кем жить хочешь? Со мной или с ними?
Электричку ждали долго. Наконец она приехала. Присесть было негде. Отец в тамбуре ехал, в окно глядел, мать, бабу и Степа в вагоне.
– Мальчик, садись, – чуть сдвинулась вбок незнакомая женщина.
– Я не мальчик, – огрызнулся Степан.
– А кто же ты? Уж не девочка ли? – не унималась женщина.
– Это наши с папой девочки, – показал Степан на бабу и мать, которая почему-то изо всех сил старалась делать вид, что не с ними, а сама по себе едет, – а я совсем старик. Мне восемьдесят шесть.
Женщина на секунду растерялась, но быстро нашлась:
– Тогда старшим надо уступать. Садись, мил человек, старик! – усмехнулась и ушла в тамбур.
Но Степа не сел, и никто не сел.
От станции на дачу шли: мать с отцом чуть впереди, Степа и бабу сзади.
– Если будешь со мной жить, я тебе все разрешать буду. Нового котенка возьмем. Или собаку. Да не нужен ты ей, она просто так сказала, для красного словца. Не возьмет она тебя, вот увидишь.
Все внимание Степана переключилось на «красное словцо», видимо, потому что слышать про остальное было больно. Спросить бабушку, что такое «красное словцо», не хотел – интересно было самому выдумать объяснение. В один момент Степан оступился и крепче сжал руку бабушки, что она приняла за согласие и победоносно взглянула в спину снохе.
На даче соседи истопили баню и позвали их помыться. Степан пошел с отцом и соседом, хозяином бани. Мужики говорили сперва о бане, а потом, выпив холодного пива, о предстоящем разводе и прочем взрослом, не смущаясь Степана. И вдруг, в очередной раз выйдя в предбанник, они увидели мальчика с бритвой в руках.
– Папа, я как дед покойный хочу. Я решил на фронт пойти.
Отец улыбнулся и обрил сына. А заодно и себя.
Степе нравилась его новая легкая голова. Будто даже мысли теперь приходили только хорошие. На дачу забыли купить кефира, Степа уснул без стакана.
На следующий день, когда все семейство прибиралось на участке и мыло дом, обычно тихий Степан не на шутку разбаловался: вел себя как трехлетний малыш, бегал и без умолку повторял: «дед покойный, дед покойный» на все лады и громкости. На любой вопрос отвечал: «дед покойный» и на любые просьбы реагировал так же. И больше никаких слов не произносил.