И, не дождавшись реакции от кота, Наполеонов схватил его и посадил на Мориса. Миндаугас крепко прижал кота к себе, чтобы он не сорвался и не зацепил когтями его пальто.
– Дон, дорогой, – прошептал он. И наконец обратил внимание на Шуру: – А ты какими судьбами здесь, друг мой?
– Здрасте! Я ваша тётя! Я тут подругу утешаю, дом убираю, еду готовлю!
– Он меня эксплуатирует, – пожаловалась притворно горестно Мирослава.
– Тебя поэксплуатируешь, – проворчал Шура и вдруг, опомнившись, набросился на Мориса: – А ты чего стоишь?!
– А что? – растерялся тот.
– Иди в дом! И принимайся за приготовление торта.
Морис с Мирославой переглянулись и захохотали. Шура по-бабьи всплеснул руками и ушёл в дом. Дон медленно последовал за ним.
– Жалко его, – сказал Морис, – я и впрямь ещё успею приготовить торт. Не «Наполеон», конечно, но тоже вкусный.
– А «Наполеон»? – высунулся Шура из окна кухни.
– Нехорошо подслушивать, – укорила его Мирослава.
– «Наполеон» будет тебе на 7 января, – подмигнул Шуре Миндаугас, и тот закрыл окно.
– Идёмте в дом, а то вы замёрзнете. – Морис снял пальто и накинул его на плечи Мирославы.
– Ну что, всё ещё воркуют голубки? – спросил Шура у кота, к тому времени уже сидевшего на подоконнике.
Дон что-то проскрипел в ответ. И Наполеонов, поставив на плиту чайник, стал сервировать стол для позднего ужина.
* * *
31 декабря, 1 и даже 2 января Морису пришлось есть то, что наготовили его друзья. Мирослава заботливо подкладывала ему на тарелку салат оливье, селёдку под шубой, холодец, приговаривая при этом:
– Это всё по Шуриным рецептам.
Морис снисходительно улыбался и покорно жевал. А Наполеонов смотрел на него глазами хлопотливой мамаши и умилялся:
– Хоть раз в жизни мы его кормим, а не он нас.
За две недели до Нового года
Декабрь в этом году выдался холодный. Под утро выпал снег, и за окном, несмотря на раннее утро, было светло и от не успевшей скрыться луны, и от не погашенных ещё фонарей, но главное – от этого свежего чистого снега.
Мария знала, что часам к двенадцати дня, а они как раз в это время договорились встретиться с Глашей в кафе, снег уже потеряет свою ослепительную белизну от выхлопов многочисленных автомобилей. Но пока ей хотелось смотреть на него не переставая. И ещё ей приятно было думать о Глаше. Ещё год назад у Маши Нестеровой было две подруги: Глафира Прянишникова и Виола Рокелова. А теперь осталась только Глаша.