Мама была женщиной низенького роста, немного пухленькая. Я сразу ее полюбила. Ни разу я не слышала, чтобы она кричала или настаивала на чем то. Хотя и забитой она не была. Много улыбалась и шутила. Часто сажала меня рядом с собой и пыталась общаться. Учила меня готовить, наряжала и причесывала. Все это казалось мне немного странным, но я молча подчинялась. Именно с ней я выучила свои первые слова на хинди, научилась готовить и надевать сари. Несмотря на достаточно молодой возраст – ей было немного за 50 – она мало двигалась, и поэтому жаловалась на боль в ногах, и вообще, мне почему-то казалось, что здоровье её – уже совсем не то, что было когда-то.
В доме было много вещей, и все они были не на своих местах. От нечего делать, а еще – из желания что-то сделать для людей, у которых я жила и ела абсолютно бесплатно, я стала наводить порядок, насколько мне позволяло мое положение. Старалась сложить постиранные вещи. Бралась мыть посуду. Меня ругали: ведь два раза в день приходила уборщица, а мне, как гостю, не положено. Тогда я добралась до печки и раковины, которые уборщица не считала нужным чистить. Я явно выбивалась из роли гостьи, и наверное, внутренне я этого и хотела: перестать быть гостем и стать своей. Пусть и не в роли невестки.
Через несколько дней мы пошли на вечеринку по поводу состоявшейся свадьбы в дом родителей невесты. Мама и Рани, конечно, решили взять меня с собой, и с упоением стали наряжать и красить: то, что я ходила без макияжа они считали верхом пуританства, и конечно же так нельзя было появляться на людях. Меня закрутили в тонкое, нежно-персиковое с золотым, мое первое сари, начесали волосы, назакалывали заколочек. Кое-как от помады мне все же удалось отбиться, и мы наконец отправились на вечеринку.
Наверное, мне все же не стоило туда ходить. Все внимание было уделено не новой невестке а мне, гостям сложно было выбрать – с кем первым сфотографироваться. Мне задавали множество вопросов: откуда я, нравится ли мне Индия. Я плохо понимала язык, да и со смущением было сложно справится. Рани взяла меня под опеку. Она весь вечер просидела рядом, держа меня за руку, отвечая за меня, а мне оставалось только мило улыбаться на камеру. Этот вечер стал первым камнем в стене между мной и женой Маниша, и мы так никогда и не стали друзьями.