Круг замкнулся.
Но ситуация-то уже совсем другая.
Я в своих писаниях не просто жаловался, а уязвлённый очевидной, на мой взгляд, несправедливостью, поочерёдно издевательски высмеивал все три инстанции республиканской партийной вертикали.
Вполне логично было ожидать, что теперь-то они на мне и отыграются.
Ну, сообщили мне дату очередного заседания бюро горкома, на котором будет рассматриваться дело. Жду…
И тут совершенно случайно узнаю, что первый в отъезде и бюро проведёт второй секретарь горкома – дама, известная своим независимым и твёрдым характером, но за которой ни самодурства, ни кровожадности не числилось.
Мы были знакомы и поэтому, не дожидаясь заседания бюро, я решил встретиться с ней и в спокойной атмосфере объясниться. Встреча состоялась.
Она выслушала и без всяких витиеватостей коротко сказала, что решение будет пересмотрено.
Это и произошло через несколько дней.
Как я уже говорил, дело моё по своей сути было пустяковым. Объявленный выговор ничем мне не грозил, ничего я не терял и вообще, через год его было положено снимать. К тому же следует отметить, что пока я воевал с партийными функционерами, этот срок как раз и подходил к концу.
То, что сделала дама, формально для меня ничего такого не значило, кроме как утешение уязвлённого самолюбия.
Но я никогда не забываю, что с её стороны пойти против мнения всех партийных инстанций, в том числе и её непосредственного начальника, которые я фактически высмеивал, это был поступок, на который мог бы решиться далеко не каждый мужчина.
В одном горном районе председатель райисполкома, что по нынешним временам соответствует должности главы администрации муниципалитета, сделал сыну обрезание крайней плоти.
Дело это было житейское, в основном потерявшее давно свои религиозные корни.
Просто традиция такая, которая по умолчанию не предполагала никакой реакции со стороны соответствующих органов.
Однако, нашёлся «доброжелатель», который настучал в обком партии.
В такой ситуации не реагировать, сами понимаете, уже невозможно.
И вот вызывают провинившегося на бюро обкома, и грозит ему исключение из партии – коммунист должен быть атеистом. А «партбилет на стол» автоматически означает лишение должности.
Состояло бюро обычно из 11—13 человек, среди которых, для приличия избиралась и одна женщина.