– А почему вы именно меня воскресили? Уверен, на поле боя было множество других воинов…
Эвелин вновь удивленно посмотрела на своего слугу.
– Никто из них не сражался так свирепо и так умело, как ты. А мне нужен был очень хороший воин, чтобы заменить троих утраченных. И нужен был срочно… Ты хочешь спросить еще что-нибудь?
– Пока не понял.
Эвелин тяжко вздохнула и пробормотала себе под нос что-то про повреждение мозга. Еще раз осмотрела его руки.
– Завтра же отправляемся к хозяевам леса. Не хватает еще, чтобы ты разлагаться начал…
– Моя госпожа…– он хотел сказать что-нибудь утешающее, поскольку на глазах у нее появились слезы. – А заменить меня нельзя? – ничего другого он не придумал.
– Нет, —вздохнула она. – Я потратила на тебя последний живительный янтарь и слишком много сил… Но об этом нельзя никому сообщать, ты понял?!
Он понял, что его воскрешение – нарушение ее планов. Что-то тут не так. Хватит изображать тупицу, пора встряхнуться и поразмыслить над сложившейся ситуацией.
– У тебя появились какие-нибудь воспоминания о прошлом? – задала она новый вопрос, отворачиваясь к письменному столу и внося какие-то записи в уже известную ему книгу.
– Нет…
Еще один разочарованный вздох.
– Хотя…
Заинтересованный взгляд, но без особой надежды.
– Эти татуировки на моих руках, их вы сделали?
– Нет, я начертала лишь витаграммы у тебя на груди. Твои руки были изрисованы еще до смерти.
– Здесь написано «Не поддавайся смерти, пока не достигнешь цели», – вытянул он левую руку.
– Где? – она схватила его за запястье и начала разглядывать рисунки на коже слуги. – Не вижу никаких надписей.
– Вот здесь, – он показал своей госпоже на кольцо символов среди прочих орнаментов.
– Этот язык мне не знаком, – медленно проговорила Эвелин. – А остальное – тоже надписи?
– Нет, просто рисунки, кроме вот этой: «Стойкость гор, гибкость снега и смертоносность молнии».
– Похоже на оберег… или заговор… Видимо, ты Эвар, владеешь двумя языками, а знание языка или языков не исчезает после воскрешения, – сказала Эвелин.
– Да, но мне кажется, что это не просто надписи. Я должен был сделать что-то важное, настолько важное, что умирать было нельзя. Первое, что я почувствовал после воскрешения: я должен это сделать. Но не помню, никак не могу вспомнить, что именно.
– Почувствовал? – Эвелин вновь стала записывать в свою книгу, взволнованно спрашивая: – А еще что-нибудь ты чувствуешь?