сказать – вот что
я хочу сказать…» Я их не видел около двух недель, всё это время они цементировали свои отношения дни напролёт – ночи напролёт – жесточайшими разговорными узами.
Потом настала весна, великое время странствий, и все в этой разношёрстной шайке собрались отправиться в ту или иную поездку. Я был занят работой над своим романом, и когда я добрался до середины, после поездки с тётей на юг к моему брату Рокко, я был готов двинуть на Запад в свой самый первый раз.
Дин уехал первым. Мы с Карло провожали его на станции Грейхаунда на 34-й улице. Там наверху было место, где можно было сфотографироваться за двадцать пять центов. Карло снял свои очки и выглядел зловещим. Дин повернулся в профиль и выглядел застенчивым. Я снялся анфас, и от этого стал похож на тридцатилетнего итальянца, который убивал любого, кто сказал что-нибудь против его матери. Карло и Дин аккуратно разрезали этот снимок бритвой и сохранили по половинке в своих кошельках. Дин был одет в настоящий западный деловой костюм для своей большой поездки обратно в Денвер; он завершил свой первый полёт в Нью-Йорк. Я говорю «полёт», но он только и делал, что вкалывал на парковках как собака. Самый фантастический парковщик в мире, он мог на скорости сорок миль в час тормознуть задом и встать у стены, выскочить, протиснуться между крыльев, заскочить в другую машину, крутануть её на полста миль в час в узком пространстве, мягко вштырить в тесный проём, сгорбиться, врезать по тормозам так, что машина подпрыгивает, когда он из неё вылетает; затем рвануть к будке кассира, спринтуя как звезда дорожки, отдать квитанцию, заскочить в только что прибывшую машину ещё до того, как владелец наполовину выйдет, заскочить буквально под него, когда тот выходит, рвануть машину, хлопая дверью, на следующее доступное место, зажигание, узкий зазор, тормоза, вышел, пошёл; работа без перерыва восемь часов в ночь, в вечерние часы пик и в часы пик после театра, в засаленных винных штанах, в потёртой куртке на меховой подкладке и шлёпающих разбитых ботинках. Теперь он купил новый костюм, чтобы вернуться; синий в полоску, жилет и всё-за-одиннадцать долларов на Третьей авеню, с часами и часовой цепочкой, и с портативной пишущей машинкой, на которой он собирался начать писать в пансионе в Денвере, лишь только он устроится там на работу. На прощание мы пообедали сосисками и бобами в Райкере на Седьмой авеню, а затем Дин сел в автобус, который сказал «Чикаго» и укатил в ночь. Туда и отправился наш ковбой. Я пообещал себе двинуть тем же путём, когда весна в самом деле начнёт цвести и откроет землю.