– Ну, оставляю вас наедине со своими мыслями, господа, – вставая, добавил Григорий, – мне уже пора спать, возраст, знаете ли.
И уходя, потрепал Пашу по плечу. Казалось, что ничего особенного не произошло, но Паша никогда после смерти отца не чувствовал себя так близко к нему и к самому себе.
А на утро все рассыпалось прахом. Паша открыл глаза и увидел у своей кровати Григория, который смотрел на него разочарованным взглядом.
– Павел, скажи, пожалуйста, почему у тебя зашита подушка черными нитками, ты там что-то прячешь?
Паша какое-то время молчал, потом отвел взгляд в сторону и тихо произнес:
– Я зашил там свой смартфон.
– А, это мы уже проходили, значит, тебе предстоит сегодня строить каменную изгородь. Внизу у озера будешь брать камни, носить наверх и укладывать вокруг нашего лагеря по намеченной линии.
– Тащить камни по пятистам ступеням, да это же Сизифов труд, – возмутился Паша.
– Ничего подобного, в древнегреческой мифологии Сизиф после смерти был приговорен богами катить на гору в Тартаре тяжелый камень, который, едва достигнув вершины, раз за разом скатывался вниз. Мы здесь не боги, а простые смертные, у нас есть правила, и мы просим их уважать! – резко высказался Григорий и вышел.
Проснувшиеся ребята молча наблюдали за происходящим, потом кто-то из дальнего угла произнес:
– Ничего, я в прошлом году тоже строил изгородь, только из бревен, выжил.
Спустя полчаса Паша, тяжело дыша и проклиная свое решение поехать в это странное путешествие, тащил уже пятый камень, считая вырубленные в скале ступени, было тяжело и обидно, ведь он ни разу не воспользовался этим смартфоном, но разве его кто-нибудь спросил. Через час тяжелого труда злость прошла, потом прошла и обида, и Павел, машинально поднимая камни, думал о маме, о Еве, о школе и пришел к выводу, что его спонтанное решение всех оставить было неверным. Еще пару недель побудет у бабушки и вернется в свой родной Петербург.
В очередной раз добравшись до смотровой площадки, Паша заметил Витька, который, пытаясь ему помочь, тоже тянул камень. На вопрос, зачем он это делает, Витек состроил кривую гримасу и буркнул:
– Очевидно же, познал себя.