обнаруживается как противостояние труда и капитала, однако вместе с капиталом труду противостояла и наука, несмотря на освобождающее значение последней
[74]. Движение луддитов, разрушающих достижения научной цивилизации, бессознательно протестующих против
бесчеловечного и бездушного характера научных знаний, было одним из первых противостояний человека и науки. В первой половине XIX века наука как по содержанию, так и по форме была непосредственным продолжением овеществления человеческих отношений, в отличие от религии, она даже не «помогала жить на коленях». В основании научного мышления лежала механико-математическая картина мира, не допускавшая какого-либо иного положения человека в мире, кроме как вещи в мире вещей.
В противостоянии находящейся на содержании у капитала науки и пролетариата последний не мог не обратиться к утопическим представлениям о своем освобождении. Утопия трансцендентна, она выходит за рамки существующего общественного порядка. В утопии человеческое сознание противостоит социальному бытию как целому. Это противостояние на всем протяжении истории рабочего движения демонстрирует утопические попытки создания особой пролетарской науки, особой пролетарской культуры, отличных от науки и культуры, произрастающих на почве прогрессирующего отчуждения. В этом смысле понятны многочисленные утопии, сопровождающие процесс воплощения марксистского учения в реальность.
Идеологическое отношение к действительности, на практике упускающее огромный пласт бессознательного действия, в конечном итоге оформляется в систему устойчивых ограничений и табу, действующих как в практической жизни, так и в мышлении. В силу этих ограничений в буржуазном обществе достижения социальных наук не могут непосредственно выступить как основания учения об освобождении пролетариата. Основания социальных наук необходимо подвергнуть мировоззренческой критике.
Характеризуя буржуазную экономическую науку, К. Маркс писал: «Политическая экономия исходит из факта частной собственности. Объяснения ее она нам не дает. Материальный процесс, проделываемый в действительности частной собственностью, она укладывает в общие абстрактные формулы, которые и приобретают для нее значение законов. Эти законы она не осмысливает, т. е. не показывает, как они вытекают из самого существа частной собственности»