Несмотря на стремление к максимально точному научному расчету, буржуазия не в состоянии завершить даже свою исконную науку политической экономии, – последняя терпит поражение в теории кризисов. Буржуазии нет дела до того, что теоретическое решение проблемы кризисов найдено наукой, она не может принять это решение, поскольку само принятие означает отказ от классовой точки зрения и добровольное отречение от своего господства. Точка зрения капиталиста на экономическую структуру общества имеет в своей основе «нормальное» смещение видения, в котором видимость склонна выдавать себя за сущность. Но если при «нормальном» смещении в сфере познания, полагает Г. Лукач, «просто обнаруживается неспособность капиталиста за поверхностью явлений увидеть их истинные движущие силы, то при преломлении его в практической плоскости оно затрагивает центральный, фундаментальный факт капиталистического общества – классовую борьбу… Диалектическое противоречие в “ложном” сознании буржуазии становится все более острым: “ложное” сознание превращается в ложность сознания. Противоречие, поначалу лишь объективно намеченное, становится также субъективным: из теоретической проблемы получается моральный образ действий, решающим образом влияющий на все практические позиции класса во всех жизненных ситуациях и вопросах»[93]. Идеологически формальным и политически бесплодным становится мышление, не достигающее сущностного основания общественной жизни и принимающее видимость за сущность.
2.2.2. Классовое сознание и вещное восприятие мира
Осмысление конкретных исторических условий генезиса классового сознания происходит сквозь призму категории овеществления (отчуждения, овещнения)[94]. Прецедент использования этих категорий для характеристики социальных процессов создал Г. В. Ф. Гегель. Вся конструкция гегелевской философии выстроена движением абсолюта, который свободно отпускает себя в вещность, в природу и возвращается из вещного бытия через генезис жизни, становление общества, развитие искусства, религии, науки и нравственного сознания людей. Нравственное Я как принцип внутренней свободы противостоит миру вещей как принципу внешней необходимости. Первое побуждение нравственного Я – убежать от мира вещной необходимости, но такая попытка терпит фиаско и демонстрирует бессилие нравственного Я, изолирующегося от внешнего мира. Чтобы победить внешний мир, его необходимо понять как овнешненное,