Да, Саранск мне определил очень многое. И самое главное – уровень.
Пять медалей в классе – две золотые и три серебряные. Одна моя.
Впереди был УНИВЕР. Вот как я поехал поступать в МГУ? Московский государственный университет. Пацан, шестнадцать лет, колхоз.
Тоже показательно, кстати. А равенство было! И куда – на физфак!
Я ж не знал, что я гуманитарий, и слова-то такого не было в ходу.
И опять же: «что-то физики в почете, что-то лирики в загоне!»
Приехал я к шапошному разбору, чуть ли не последний день приема документов, нас пятнадцать орлов (не менее половины – медалисты), поселили вообще в холле, на пятнадцатом этаже, на раскладушках. И я два дня ходил, открыв рот, по этому государству – Ленинские горы, нескончаемые коридоры, залы, столовая площадью с железнодорожный вокзал, студенческая пестрота – негры, кубинцы, испанцы, китайцы.
Скоростной лифт ходил до тридцать шестого этажа. Что характерно – рубежом был шестнадцатый, если первый подошедший ехал ниже, то так и кричал: «Ниже!», и лифт заполнялся соседями, крик «Выше» означал, что кабина пойдет от шестнадцатого этажа и выше. Такая вот саморегуляция.
Кончилось все это на третий день. Первый экзамен – физика письменно. В билете три задачи. Простенько так.
Первая: поезд идет со скоростью восемьдесят километров в час, капли дождя падают со скоростью двадцать километров в час. Под каким углом они будут оставлять след на стекле вагонного окна? Это всё. Ей-богу, я помню дословно.
Я напряг все свои знания. Через десять минут я понял, что зря здесь сижу. Остальные задачи я и не читал.
Председателем приемной комиссии был великий физик Лев Давыдович Ландау. Его абсолютно не интересовали медалисты с их тотальными пятерками по географии и химии. Его интересовали троечники, помешанные на физике.
Да, это было круто. Из наших орлов не поступил никто! Шестнадцать человек на место. Первый экзамен отсеял восемьдесят процентов абитуриентов! Для тех, кто сдал, оставшиеся сочинение и иняз были уже формальностью.
А откуда, вы думаете, взялась великая школа советских физиков?
И я на последние пять рублей еще три дня бродил по окрестной Москве… Три копейки с сиропом, одна копейка без… сказочные сигареты «Друг»… стаканчики с мороженым… трамваи… вечерние рекламы. Столица, блин!
С тем и уехал. Но упорный отец (за ним это водилось) сказал: «Поедешь в Казань!» Ну я поехал.