– Почему бы тебе не выйти на свет, Эллен? Так ты испортишь глаза.
Снова раздался шорох. Женщина закрыла книгу, встала и довольно робко шагнула на середину комнаты. Это оказалась молодая стройная девушка, с большим вкусом одетая в прелестное бледно-голубое платье. Волосы у нее были льняные, кожа белоснежная, глаза – огромные, серые и какие-то… умоляющие. Руки у девушки были очень маленькие и изящные, с тонкими длинными пальчиками. Она остановилась на границе круга света, который отбрасывала лампа, и ее бледное личико стало стремительно розоветь – пока не стало алым от смущения. Генри тоже замер, охваченный внезапной и совершенно необъяснимой робостью. Он догадался, что перед ним, скорее всего, мисс Левинджер – он даже вспомнил ее лицо – но не мог произнести ни единого слова. Единственное, о чем он жалел – о том, что не дождался обеденного гонга в своей комнате. Его поведение было вполне извинительно для скромного молодого человека, неожиданно для себя оказавшегося лицом к лицу с той, на ком его хотят женить насильно…
– Как поживаете? – наконец, выдавил Генри. – Мне кажется, мы уже встречались раньше.
С этими словами он протянул девушке руку.
– Да, встречались, – застенчиво отвечала она тихим голоском, легко касаясь его крепкой загорелой руки своими нежными пальчиками. – Мы виделись, когда вы приезжали домой на Рождество.
– Да? Мне казалось, намного раньше, – пробормотал Генри. – Я был удивлен, что вы меня помните.
– Я редко и мало с кем вижусь, поэтому и не забываю! – улыбнулась девушка. – Кроме того, боюсь, это для вас прошло много времени – за границей, в новых неведомых краях – но для меня, почти не покидающей Монкс Лодж, все было словно вчера.
– Ну, да, вероятно! – промямлил Генри, а затем, стремясь переменить тему, добавил: – Боюсь, я был не слишком вежлив. Я принял вас за свою сестру. Не представляю, как можно читать в такой темноте, и меня всегда раздражает, что люди портят себе глаза. Если бы вы когда-нибудь постояли на ночной вахте в море, вы бы меня поняли.
– Я привыкла читать при любом свете, – отвечала Эмма.
– Вы, должно быть, много читаете?
– Мне больше нечем заняться. Видите ли, у меня нет ни братьев, ни сестер, вообще никого, кроме моего отца, но он по большей части занят собственными делами. Соседей у нас мало – по крайней мере, тех, с кем мне хотелось бы поддерживать отношения.