– И что же с тобой произошло? – я чувствовал, что она не хочет говорить, но этот вопрос напрашивался сам собой.
– Я не помню, почему я всегда просыпаюсь в этом кафе, – холодно отвечает Бретта, открывая дверь на улицу, – Всегда одна, всегда в одном и том же месте. Я не помню своей истории. Только знаю, что я совершила что-то очень и очень плохое. Зачем и что именно мне неизвестно. Сюжет поменяли, а твои предшественники не слишком щепетильно раскрывали персонажей. Так, стоп. Ох, дьявол, и правда, смотри.
Она указывает на размокший от дождя рулончик газеты, подоткнутый под дверь. Моя фотография начинает вызывать приступы тошноты – так часто я ее вижу в последнее время. Газета объемная – не меньше двадцати страниц, но все они, кроме заглавной, засыпаны сором из бессмысленных букв, напечатанных, вдобавок, разными шрифтами.
– Значит, нас в очередной раз перепечатали, – произносит Бретта будничным тоном, бросая газету на стол, – Интересно, кого не стало в Обскуре на этот раз? Может этого дурака на заправке? От него все равно смысла никакого. Надо взглянуть, что теперь творится вокруг. Не сидеть же вечно в этой дыре.
На улице свежо, дышится свободно и легко. Даже вся нелепица Обскуры показалась мне не так абсурдной, какой казалась этой ночью. После дождя слишком сыро, и я никак не могу справиться с дрожью, когда мы выходим из кафе на пустующую дорогу, недалеко от небесного шва.
– Утром контуров почти нет, – доверительно сообщает мне Бретта, деликатно беря меня под руку, – Они появляются ближе к ночи, под дождем, а дождь прописан во второй половине дня. Если, конечно, прошлый Прим не придумал чего поинтереснее. Но это маловероятно. Чаще всего, примы перепечатывают куски старых черновиков, добавляя что-то от себя. Поэтому наш окружающий мир состоит из разных частей, часто плохо друг к другу подогнанных.