– Ребята, помилуйте, откуда у меня могут быть такие деньги? – Я нервно кусала губы и лихорадочно соображала, что бы такое предпринять. – Кстати, а как к этому милиция отнесется? – С надеждой в голосе произнесла я.
– На минуточку, дамочка, – мы и есть милиция, если помните документы, которые мы Вам предъявили. – Бритый стал терять терпение. – Вы же выходили замуж, обещали и в горе, и в радости. Ну вот, теперь тот самый случай, когда надо данные обещания выполнять. Квартирку продавайте. Тем более, что квартирка принадлежит Вашему мужу, а Вы там даже не прописаны. Ваша прописка – вообще по другому адресу!
– Ах, ну да… Извините, мне что-то нехорошо…
Я присела на стул и попросила стакан воды.
«В следующий раз трижды подумаю, прежде чем кому-нибудь что-нибудь обещать».
Наконец, до меня окончательно дошел смысл происходящего, я замотала головой, судорожно сглатывая спёртый воздух, взмахнула руками и, не найдя опоры, вдруг завыла в голос. Раненая душа моя в этот момент рыдала вместе со мной и, казалось, стремилась вылететь подальше из этого тела, но, увы – сколько ни рвись, хозяйка-то поди еще жива.
Господи, что же теперь будет.
«Что будет, что будет. Будет – суд».
На суде мой благоверный сидел, тихий как мышь и бледный как мертвец. И все время молчал. И только когда судья, огласив приговор, попросила его сказать что-нибудь напоследок, он повернулся ко мне и с чувством произнес:
– Прости меня, Аля!
По моей щеке соскользнула скупая слеза. «Бог простит».
После суда по квартирке, когда-то моей и когда-то такой уютной, зашныряли разные серьезные люди – то вынося мое имущество, то деловито осматривая помещение:
– Ммм, здесь нужно, конечно, все ломать и переделывать…
– Да Вы что!
На мгновение позабыв о том, что я больше здесь не хозяйка, я возмущалась наглостью будущих жильцов, которые распоряжаются еще не приобретенным жильем прямо у меня на глазах.
«Кровиночки мои, – думала я, с тоскливой нежностью глядя на пластиковые окна, скидки на которые я с таким боем пробивала у мастеров. – Теперь вас кто-то очень злой ломать будет. Простите меня, заюшки».
Все остальное время я бессильно молчала, передвигаясь по квартире как сомнамбула, что-то подписывала, на что-то отвечала, даже что-то делала.
Наконец, все было закончено.
Я снова возвернулась в родные пенаты к родителям да брату-студенту – и не одна, а с двухгодовалым сынишкой. Потекла веселая жизнь – в тесноте да не в обиде. Я и не помнила уже, как это забавно, когда тебя спрашивают по вечеру, где была и когда завтра придешь. Вечное детство, не иначе. Зато я получила солидное преимущество – есть, с кем оставить ребенка.