– Мне очень стыдно. Я не хочу этого, мне приходится отправлять детей к маме, придумывая какое-нибудь глупое задание для них. Этот человек приезжает, пользуется мной, кажется даже без всяких чувств, и я ничего не могу с этим сделать. Наверное, мама догадывается. Соседи иногда ехидно улыбаются. Это так неприятно, так унизительно! Я не знаю, как быть.
Женщина тихо рыдала, её нежные хрупкие плечи поднимались и опускались в грустном танце душевной боли, отчаянья и безысходности. Она приходила на исповедь регулярно. Казалось, что она старается изо всех сил. Быть хорошей женой, хорошей матерью, быть просто хорошей. Жить для детей и мужа. Всё делать правильно, чтобы было всё как у людей. Но почему-то то, что происходило в её жизни, было неправильно и причиняло боль.
Отец Александр знал, что в нашем мире боль может причинять только тварь и делает она это через людей или нелюдей. Это уже как повезёт. Боль от людей ещё можно выдержать. Поплакать, поговорить, помолиться, простить. Как-то так.
Боль от нелюдей может убить, может разорвать сердце и душу, оставить пустоту и безысходность, довести до сумасшествия или самоубийства. И это страшно.
– Я тоже не знаю, Галя, – тихо сказал священник. – Вы очень хороший человек. Иногда мне кажется слишком хороший для этого жестокого мира, и вы пока не умеете защищать себя, защищать границы своего «Я». На мой взгляд, вам нужно поговорить с мужем. Насколько я его знаю, есть шанс, что вместе вы решите эту проблему. Надо хотя бы попробовать. Скорее всего он догадывается, что шеф мерзавец и пользуется своим положением, возможно, духовная близорукость вашего супруга не позволяет ему почувствовать и понять, что происходит с Вами. Я уверен, что нельзя эту ситуацию оставить, как есть. Знаю, что сейчас непросто найти работу. Только если он не будет понимать, что происходит и не врежет пару раз этому уроду в морду, вы будете страдать оба. И это очень плохо отразится на детях, на ваших семейных отношениях, на вашей жизни. Я конечно же могу ошибаться…
Отец Александр замолчал. Наверное, это счастье и благодать, что годы погружения в мир, навязанной людям лжи, лицемерия, обмана и попыток самооправдания всего мерзкого, что принесла людям тварь, не сделали его чёрствым и безразличным, не смогли заставить его отгородится от людской боли заученными фразами вроде: «Бог терпел и нам велел». Красивая, заплаканная и, кажется, раздавленная безысходностью женщина стояла перед ним на коленях и просила помощи, как раненая птица, которая чувствует, что уже никогда не сможет летать, и нужно исполнить чью-то невидимую, непреодолимую волю и умереть, тихо, покорно, безропотно. Так тихо и покорно умирает в человеке душа, когда зло режет её на куски своим безжалостным ножом греха.