Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - страница 3

И в конце концов, эти дефекты превращают тебя в тормоза.

Если тебе четырнадцать, как мне сейчас, и ты всё еще шепелявишь и заикаешься, то становишься самым тормознутым тормозом в мире.

В резервации меня называют тормозом пару раз на дню. Они называют меня тормозом, когда сдергивают с меня штаны, или пихают головой в унитаз, или просто отвешивают щелбан по макушке.

Я пишу эти строки вовсе не так, как говорю на самом деле, иначе пришлось бы наполнить текст заиканием и шепелявостью, и тогда вы наверняка подумали бы: и на фига я читаю рассказ, написанный таким тормозом.

Знаете, что бывает с тормозами в резервации?

Нас колошматят.

Примерно раз в месяц.

Ага, я член клуба «Синяк месяца».

Конечно, я хочу гулять. Все дети хотят. Но безопасней сидеть дома. Поэтому я торчу в своей комнате, читаю и рисую картинки.

Вот такие, к примеру.

Рисую я постоянно.

Рисую карикатуры на маму, папу, на сестру и бабушку, на лучшего друга Рауди[1] и на всех обитателей резервации.

Рисую, потому что слова слишком непредсказуемы.

Рисую, потому что слова слишком ограниченны.

Если ты говоришь на английском, испанском, китайском или любом другом языке, тогда тебя поймет только определенный процент человеческих существ.

Но рисуй – и тебя поймет каждый.

Если я нарисую цветок, то любой мужчина, женщина или ребенок в любой точке планеты взглянет и скажет: «Это цветок».

Я рисую, потому что хочу говорить с миром. И хочу, чтобы мир меня слушал.

С карандашом в руке я чувствую себя важным. Как будто я могу вырасти и стать кем-то важным. Творческой личностью. Может, известной творческой личностью. Может, богатой творческой личностью.

Для меня это возможность стать богатым и известным.

Вы только поглядите на мир. Почти все богатые и известные не-белые – это творческие личности. Певцы, актеры, писатели, танцоры, режиссеры, поэты.

Так что я рисую, потому что для меня это единственный реальный шанс вырваться из резервации.

Сдается мне, что мир – сплошная череда прорвавшихся дамб и потопов, а мои рисунки – крошечные спасательные шлюпки.

Ладно, теперь вы знаете, что я рисовальщик. И, кажись, неплохой. Однако, как бы хорош я ни был, рисунки никогда не заменят еду или деньги. А здорово было бы: нарисовал бутер с шоколадной пастой и вареньем или кулак, полный двадцатидолларовых купюр, потом дунул-плюнул – и нате вам, всё стало настоящим. Но так я не умею. Да и никто не сумеет, даже самый голодный на свете волшебник.