едва коснувшись земли,
вспыхивали и сгорали.
Упал еще один стрелок из
охраны. Дирис успел взвести арбалет и выстрелил, болт скрылся в
темноте, но ни вскрика, ни стука Дирис не услышал. Один из
нападавших взлетел на крышу катафалка. Дико смеясь, он бросил под
ноги Дирису какую-то склянку и, так же дико хохоча, свалился вниз.
Боль пронзила тело, заставила упасть. Дирис не мог пошевелиться, он
мог только наблюдать. Он видел, как юный инквизитор откинул плащ,
как в руках его появился меч. Одного он зарубил, во второго метнул
огненный шарик и, несмотря на льющий стеной дождь, нападавший
вспыхнул, словно факел. Но на него навалились сразу несколько
гогочущих людей, инквизитор отступил и потерялся из
виду.
Что-то сильно тряхнуло
катафалк, лошади дернулись вперед, но потащить его не смогли. Одна
упала, вторая, перепуганная до смерти, пыталась сделать шаг, но
везти повозку и тащить мертвую напарницу ей было не под силу.
Искрясь и извиваясь, молния ударила в задние двери катафалка, в тот
же миг туда бросились несколько улюлюкающих типов.
Последнее, что видел Дирис, как по улице, дико хохоча, бегут
пять человек и на высоко поднятых руках несут труп самоубийцы, а за
ними, прижимая руку к животу и припадая на правую ногу, ковыляет
юный инквизитор. Эта картинка навсегда врезалась ему в память, но
сознание покинуло его раньше, чем он увидел, как упал Дориан и,
зажимая рану на животе, отполз к стене дома.
Что случилось со старым инквизитором и еще более старым
похоронщиком ни Дориан, ни Дирис не знали.
Дориан открыл глаза и тут же пожалел об этом. Резкая боль волной
пробежав от живота по всему телу и отразившись от рук, вернулась в
живот, где свернувшись в клубок, теперь пульсировала в такт с
ударами сердца. Из груди его невольно вырвался стон. Теплые нежные
руки коснулись его плеча, прохладная ладонь легла на лоб. Он
чувствовал, как пальцы перебирают его волосы. Стало тепло и уютно,
и если бы не боль, все еще пульсирующая в его животе, он бы
задремал.
Вместо этого он снова открыл глаза. Одна из Сестер, склонившись
над ним, нежно и мягко массировала голову, вторая, не откинув
плаща, колдовала над его животом.
— Сейчас будет больно, — произнесла она скрипучим, и в тоже
время нежным и спокойным голосом. — Потерпи немного.
Та, что сидела у его головы, сунула ему в рот палку. Если Дориан
и думал, что боль, испытанная им только что, была сильной, то после
того, как Сестра резким опытным движением оторвала прилипшую к
коже, пропитанную кровью повязку, он осознал, что о боли не знает
ничего. В глазах его стало темно, привязанные к кровати руки
вцепились в каркас. Тело изогнулось за оторванной повязкой.