Призрак очнулся, его голова медленно повернулась к людям. На
инквизиторов смотрел череп, а в глазницах его шевелились длинные
прозрачные змеи. Грудь призрака поднялась, змеи в глазах зашипели,
рот черепа открылся, выдохнув в замерших людей сноп мошек. Дориан
ударил. Он сделал бросок шара наугад, не рассчитывая на успех,
желая лишь выиграть, немного времени, чтобы успеть, по ступеням,
взлететь обратно в дом. Но шар разорвал рой мошек. Призрак склонил
голову, его костлявые руки поднялись.
Дориан спокойно ждал, когда призрак сделает ход. Прикрыв спиной,
отчаянно пытающегося встать наставника, он играл на ладони
светящимся красным огненным шаром. Призрак взмахнул руками, с
пальцев его сорвались молнии. Они били в камень вокруг людей,
высекая из него искры. Дориан грустно вздохнул и разогрел шар.
Набирая свет и цвет, он рос пока, не перерос ладонь инквизитора,
тогда Дориан отправил его к потолку продолжая разогревать и делая
ярче. Призрак стал белеть, его плоть стала прозрачней. Дориан
шагнул внутрь. Призрак сжался, словно готовясь к броску.
— Да отстань ты!— Дориан ударил его ладонью.
Рука прошла сквозь призрака, разорвав его лицо. Тело приведения
заколыхалось и растаяло.
— Как ты догадался? — тяжело дыша, и держась рукой за грудь,
спросил Мориан.
— Ни одна молния в нас не попала, — ответил его ученик,
продолжая разогревать шар. — А от мух не было ни дыма, ни шума, ни
запаха.
— Ну, так они же призрачные.
— И что? Если он не может причинить нам вреда, то какой с него
прок.
— Ну, знаешь! — Мориан, наконец, поднялся. — Я видал призраков,
более реальных, чем любой из живых.
— Не тот случай.
— Хвала Смерти, что не тот, — он выглянул из-за спины ученика. —
Мать моя, Смерть... — выдохнул он.
Света едва хватало, чтобы можно было разглядеть детали. Но и его
было достаточно, чтобы понять, что в подвале этом творились дела,
идущие не только в разрез с нормами морали или законом, но и с
чудовищными деяниями некромантов прошлого. Даже повидавший за свою
длинную жизнь инквизитор и тот сморщился от отвращения. Прикованный
ногами к стене, повешенный за руки на цепях над комнатой нависал
труп. Человек был молод, светловолос, и при жизни должен был быть
красивым. Но сейчас его тело было сплошным синяком, от лица
осталось только кровавое месиво, грудь его вскрыта, сердце
извлечено и лежало тут же на столе. Отмытое, чистое, в медном тазу.
В таких же тазах плавали глаза, пальцы, кишки, языки и один
мозг.