Стержак замолчал. Он чувствовал, что медленно хмелеет, как
чувствовал и то, что выпитое пиво начинает давить не только на
мозг. Дориан молчал, глядя, как перебирает ногами трактирщик. Если
в первую часть его рассказа инквизитор поверить не был готов, то во
вторую верил, хотя и понимал, что наверняка все было не совсем, так
как рассказывает Джеко. Он был готов поверить, что Стержак
действительно стоял с флагом Свободных городов на городской стене
Ачинера, но поверить в такую историю он готов не был.
— И что в этой истории, правда? — спросил он, стараясь разбить
тяжелое молчание.
— Все до последнего слова. А что, выглядит не слишком
хорошо?
— Вообще никак не выглядит. Это похоже на твой похмельный
сон.
— Мой похмельный сон будет завтра. Я понимаю, ты мне не веришь,
но у меня до сих пор хранится ее жетон, — Джеко поковырялся в
кармане и, достав что-то круглое, подкинул его на ладони. — Вот,
держи! — он кинул жетон Дориану.
Дориан поймал. Круглый, не больше малой золотой монеты,
серебряный, выполненный вручную. Дориан повернул его, и у него
перехватило дыхание. На лицевой стороне жетона орел, держащий в
клюве что-то круглое, расправил крылья, и на каждом крыле его была
цифра на левом четверка, а на правом семерка. Внизу в когтях орла
нашла свою смерть многоголовая змея, а по ободу шел текст,
исполненный в письменах значения, которых Дориан не понимал. На
обратной стороне выгравирована Альдея, такой, какой видит ее каждый
въезжающий в город с запада.
— Я могу его забрать? — спросил он.
— Можешь, — кивнул Стержак. — Ты инквизитор, тебе с ним проще
будет.
— А ты не знаешь случаем, кто была его владелицей? — уже в
дверях спросил Дориан.
— Леди Марбета Гарвей, дочь Леди Цириции, — Стержак едва
сдерживал улыбку, глядя, как нижняя челюсть инквизитора ползет
вниз.
Дождь кончился. Небо порозовело, и первые скромные лучи солнца
прорвали низкие серые облака. Они скользнули по шпилям нависающего
над городом дворца князя и, прокатившись по куполу храма, нырнули
вниз, на улицы, давая еще немного тепла в последние предзимние
дни.
Ссутулившись, уткнувшись взглядом в носки своих сапог, Дориан не
спеша, брел в башню. Он не чувствовал холода, не замечал выходящих
из домов людей, не видел прорывающегося с неба солнца. Все его
мысли поглотило то, что он услышал от Стержака. Ему казалось, что
еще немного и мозаика сложится, хотя он сам не понимал почему. В
его голове разрозненные кусочки никак не хотели вставать на место.
Он понимал, что кто-то могущественный, не просто так тщательно
вымарал любое упоминание об орлиной дивизии, не только из
документов, но и из памяти людей. И то, что он, Дориан, только что
узнал, могло разворошить осиное гнездо, а ему, не смотря на робу
скрывающую его тело, не хотелось оказаться тем, кто, смеясь, палкой
орудует в улье. Он пытался понять, почему сразу после того, как
пропало тело леди Цириции, нападения прекратились. Хотя сказать
этого наверняка было нельзя, слишком мало времени прошло после
исчезновения. Он думал о безумцах в драных серых лохмотьях крадущих
тела недавно умерших. И о том, что как минимум один из них был
частью этой самой дивизии, о которой все предпочли забыть. Но
больше всего его беспокоил тот факт, что женщина, командовавшая
несуществующей дивизией была родной дочерью пропавшей Цириции. Но
она умерла. Стержак видел это своими глазами и готов поклясться в
этом чем угодно. И все же, люди часто склонны видеть то, чего не
было или, то, что им бы хотелось. Ведь все может быть не так, как
кажется на первый взгляд. И в этом он уже убедился.