Периоды - страница 2

Читатель оказывается тоже в позиции наблюдателя – совершенно наравне с автором, то есть встречает редкостное уважение и доверие, не будучи подвергаем никаким манипуляциям: он здесь ни советчик, ни врач, ни на лестнице колючей разговор: не пытаются из него сделать ни ученика, ни друга, ни то, что в идеологиях называется «единомышленником». Он просто – равный, равный перед лицом правды.

Отсюда – второе свойство: о каких бы событиях и явлениях человеческой внешней и внутренней жизни, сугубо персональных, ни прочитал читатель, он не только не смущается как «подглядывающий», а чувствует (чтобы не сказать – празднует) победу над собственным страхом ума, или победу над стыдом тела.

Искусство всегда демонстрирует мгновения гармонизованного хаоса, именно на мгновения и замирающего; автор же раз от раза сталкивается с чем-то неуправляемым – но сталкивается не намеренно, а просто будучи человеком, – и получается, что искусство, как и вся жизнь – не только своего рода исследовательская наука, но и как бы военное дело, а самая правдивая поэзия оказывается, по сути, и самой «приключенческой».

Специфические, автономные образы и знаки здесь полупрозрачно существуют поверх и внутри повседневности, как бы всё время туда-сюда сквозь неё пролетают и, сделавшись привычными, не остаются незамеченными; они переживают непрерывные метаморфозы: то захватывающие, то спокойно и радостно следующие логике особого рода философского юмора, то навязчивые и утомительные, но ни в каком случае стихи не «драматизируют», не «повышают голоса»: ни удивляясь, ни радуясь, ни отчаиваясь.

И – метаморфоза: усталость оборачивается силой, озадаченность – глубиной постижения вещей действительно сложных, неразрешимых и не до конца понятных; растёт невыдуманный и неповторимый поэтический мир.