– Ну, братья славяне, воевать так воевать, – встал с колен и медленно, сдерживая дыхание, сделал несколько неуверенных шагов по дну оврага. Где-то вдалеке длинно застучал «калашников», ему в ответ откликнулась суматошная стрельба. Никита радостно встрепенулся, озираясь и соображая, с какой стороны доносятся выстрелы, засуетился, ускоряя шаг. Значит, кто-то еще ушел, уцелел из группы. Но мимолетная радость сменилась тревогой за того неизвестного, кто бил длинными очередями, словно пытаясь перед смертью отстрелять по врагам весь свой смертельный боезапас.
Дно оврага было сухим и без зарослей. Никита некоторое время бежал по нему, затем свернул и полез по склону. Крутой, заросший кустами склон не пускал, Никита скользил по нему, падал и ползком карабкался, стремясь поскорее выбраться из неожиданной ловушки к тому, кто вел свой последний бой.
Сербские парни не были профессиональными воинами. Рабочие, шахтеры, пастухи, электрики, кузнецы, взяв в руки оружие, воевали отчаянно и мужественно, но часто неумело. Вот и сейчас «калашников» бил почти без остановок, а ведь мог бы и скрыться в ночном лесу.
Никита лихорадочно грёб под себя землю, кусты, бормоча:
– Ну что? Что ты стрекочешь? Братко, уходи, милый, уходи. Затаись, – словно тот, к кому он обращался, мог услышать. Еще метр – и он наверху. Вдруг внизу, где он только что был, где оставил рацию, рвануло несколько взрывов. Чуть ли не с десяток осветительных ракет зависло, освещая не только глубокую впадину, которую он только что оставил, но и крадущиеся, бегущие тени врагов.
Никита зло усмехнулся: «Блох так не ловят. Шустрее надо, братья славяне, шустрее. С ночниками, а дальше своего носа не видите».
Отгорели осветительные ракеты, тишина и темень поглотили лес и тех, кто в нём был.
Сладкий азарт игры ударил в голову. Почудилось, что он опять в каменистых ущельях Кандагара. Там, давным-давно, вот так же в ночь они вышли на караван духов. От воспоминаний перехватило дыхание. Томная истома, как после затяжки «кажгарского» плана, расплылась по телу.
«Ай-яй-яй! Братья славяне, потеряли? Ну как же так? Нехорошо», – он скалился в ночь, блестя белками широко распахнутых глаз. Сердце радовалось игре, шаловливая бесшабашность распирала, захотелось свистнуть громко, сильно, по-разбойничьи, но сдержался. Радовало то, что преследователи его потеряли, что короткие очереди одинокого «калашникова» уходили все дальше, в гущу леса, и то, что приглушенные голоса внизу, под ним, были в его власти.