Анатомия подсознания - страница 6

Шрифт
Интервал


Кто-то взошёл в зенит, только ты в надире.
Сфере небесной нужен баланс во всём.
В каждом из нас такие чернеют дыры!
На миллион квадратов их рассечём.
Нашим планетам давно не хватает принцев.
Высохли розы, вымер последний лис,
Чучела вместо прежних живых зверинцев.
Космос внутри качнулся, потом завис.
Мы Магеллановым облаком страхи накроем,
Зная конец неизбежный в плену Андромед.
Если прислушаться, где-то внутри шумит море.
Значит, мы живы ещё и увидим рассвет.

Москва – Петушки

Венечке

Сажусь в электричку Москва-Петушки.
Озябшие ноги в промокших сапожках.
За мутным окном шпалы, словно стежки,
и город приколот поломанной брошкой
к семи пресловутым холмам.
…Напиться бы в хлам.
От книг остаются одни корешки.
От жизни и вовсе – бессовестно мало.
И мне говорят: «Поезжай в Петушки!»
Там можно, по слухам, начать всё сначала.
Проехав Купавну, бухнуть,
чтоб вычленить суть.
А в тамбуре ангел, не пойман – не вор,
под перьями прячет стыдливо погоны.
Забвенье разлить, словно сладкий кагор,
дрожащей рукою в привычный граненый,
всегда на троих, он спешит.
Исчерпан лимит.
Играет гармошка какую-то блажь.
Идёт, как мессия, оборванный нищий.
И думаю, может, закончить вояж,
шагнув на случайный перрон в Омутище?
Пусть пишут другие стишки
про чёртовы Петушки.

«Эта луна, как и мир, молода…»

Эта луна, как и мир, молода.
Нам не открыли Америк.
Море сожрало мои города,
Выплюнув кости на берег.
Так и белеют. И прячут пески
Остов забытого счастья.
Мы бесконечно с тобою близки
И вместе с тем безучастны.
Ноздри щекочет запах травы,
Пахнут снега весною.
Все наши боги давно мертвы.
Впрочем, как мы с тобою.

Февральский страж

Ещё февраль не перечёркнут
И не заточен карандаш.
Перебираю жизни чётки
И жду тебя, февральский страж.
Мне выпадают неслучайно
Трефовый туз и дама пик.
Твоё полночное молчанье
По децибелам, словно крик.
И я кричу, но ртом закрытым,
Тебя пытаясь отыскать.
Так жеребенок бьёт копытом
Нетерпеливо, видя мать.
И припадая к ней, голодный,
С последней каплей молока,
От пут невидимых свободный,
Легко взлетает в облака.
И там, вверху, где бархат ночи
Звезды упавшей режет сталь,
Мой год становится короче.
И начинается февраль.

Хрупкая прозрачность ноября

Мне хрупкая прозрачность ноября
Напоминает бабушкину вазу,
Чьи трещинки, невидимые глазу,
Как паутинки в капле янтаря.
Стекло её легко меняет цвет —
Желтеет, словно листья старых клёнов,