Трудно охарактеризовать те телодвижения, которые приближали нас к цели. Мы мало шли, больше перебежками, ползком, на четвереньках и эти отрезки сопровождались долгим отдыхом. Даже не голод – жуткая жажда отнимала последние силы. Хватило мужества не пить с луж и болотец, хотя соблазн был невероятно велик. Напарник потерял сознание. Водой из луж, я орошал его лицо, ставил компресс на лоб, снял обувь, обнажил грудь. Постепенно он пришёл в себя и несколько часов восстанавливался. Потом мы продолжили путь. Только поздно вечером удалось подойти к колодцу. Пить много было нельзя, это мы знали, поэтому сделав несколько глотков, раздевшись – начали обливаться холоднейшей водой. Нам было безразлично – кто в деревне, убьют ли нас, вообще – что будет дальше. Вода! Это неописуемое счастье – вода! Ею нельзя насытиться, в смысле удовлетвориться. Только высохли ноги, как опять хочется облить водой красные ступни, ноги, грудь, голову, – и так бесконечно. Время забыло про нас. Мы полоскали рот водой, держали воду в полости рта, промывали нос водой. В итоге сознание вернулось к нам, – мы укрылись в густом кустарнике, почти обсохли, оделись и пошли в одиноко стоящему домику. Это было не село и вообще не населённый пункт – просто покосившаяся, частично сгнившая, изба, чудом не разрушившаяся. Мы постучались, дверь была не заперта и мы вошли. Из коридорчика вели три двери: налево, прямо и направо. Мы постучались в правую дверь и услышали шум, как ответную реакцию. Ждать пришлось довольно долго, пока дверь отворила такая измученная возрастом и жизнью старуха, замотанная в остатки разных одежд, что мы растерялись. Зубов у неё не было, да и от истощения она еле говорила. С непривычки, мы не могли понять смысл её речи и она это поняла. Еле – еле передвигаясь она подошла к левой двери, сбитой из грубых, не строганых необрезных досок, с нашей помощью
24
открыла её и указала нам на большой топчан с соломой, жестами приглашая заночевать. На наш вопрос о немцах она ответила непонимающим взглядом, да и вообще, нам казалось, что она не вполне адекватна. Для нас это был рай. Зарывшись в сено, в мягкое душистое сено, чувствуя себя в доме, мы моментально уснули, проснувшись лишь к обеду, когда сквозь маленькое грязное окошко, плотно затянутое паутиной, смелыми дневными лучами заглядывало солнышко. Вставать никак не хотелось, но количество освоенной влаги выманило нас во двор. Во дворе был туалет. Вообще старушечье хозяйство было крохотным, но детально продуманным: банька, навес для дров, сарайчики и проч. приспособление выстроенные по тщательному плану – это было видно. Стоял вопрос о костре, чтобы пригласить наших. Панков настолько отошел, что начал излагать довольно оригинальные мысли :