У окна лежит городская, зовут Марусей, но она ни с кем не разговаривает, а только все время плачет, она, как и я, родила ночью, и ее навещать еще никто не приходил. И самая отчаянная среди нас – юная красотка Танька, у которой месяц назад была свадьба, но она уже успела осчастливить своего Колюню двойней. Она родила раньше нас всех и поэтому уже носилась по больнице, как угорелая, время от времени выглядывая в окно, чтобы не проглядеть, когда ее Колюня соизволит навестить свою ненаглядную.
Часов в десять она выглянула в очередной раз и доложила:
– Мужик под окошком… Бабы, к кому? Пьяный в дребезец!
Маруся замотала головой:
– Не мой! Мой не пьет, даже в рот не берет…
– Чей тогда? Низенький, худенький, с усиками…
Маруся опять подняла голову:
– Похож, но не мой, мой не пьет…
– А чей тогда?
И тут раздался зычный голос:
– Маруся! Как ты могла, Маруся?
Маруся заревела в голос:
– Таня, посмотри, чего он делает?
– Так ничего не делает, авоську с апельсинами поставил в снег и пошел домой… Он, чего у тебя, дурак?
– Это я дура, я же ему сына обещала… Бывало, начнем с подругой распашонки смотреть, а он подойдет и скомандует: «А ну уберите эти кружавчики, у парня все должно быть строго…» Я его мечты лишила… Уж, если напился, значит, сильно на меня обиделся…
– А ребенок-то у вас какой?
– Первый…
– Во, смешная, так ты ему второго парня роди, а раззадоришься, так и третьего… Кто же вам помешает, строгайте да строгайте, а то и двойню пусть зарядит, вон, как Колюня мой… Тут и обижаться не на кого…
А в это время к Тане приходит Колюня, он пьян до того, что еле стоит на ногах, а вернее, то и дело садится в сугроб, но, поднявшись, опять орет благим матом.