– Век живи, век лечись! Параноик! – и двинулась дальше.
Она спустилась по лестнице в вестибюль, где тоже царил полумрак. Сейчас вестибюль «Приятного местечка» был освещен лишь одной лампой-«свечой», которая находилась на стене возле входа. Свет от нее практически не попадал в комнату отдыха, где находились описанные ранее стол и кресла. Если что-то и можно было разглядеть здесь в этот час, так это только благодаря лунному свету, проникающему в окна, выходившие на площадку с фонтаном. Окно, располагавшееся на другой стене и выходящее в сторону леса, вообще не давало ни единого лунного лучика. Настя направилась к стойке ресепшена, заметив краем глаза, что одно из кресел развернуто от стола в сторону одного из окон и в нем кто-то сидит. «Вероятно, посетитель», – подумала девушка, пытаясь успокоить вновь забившееся в тревоге сердце. «Сейчас буду разговаривать как можно более громко и непринужденно, – думала она, – пускай этот придурок не думает, что я его боюсь. Сидит, не шелохнется. Хоть бы кашлянул для приличия». Настя предположила, что это кто-то из посетителей, не желающий привлекать внимания, дабы не здороваться или просто избежать нежелательного знакомства, тихарится в зале вестибюля. Она зашла за стойку и взяла трубку стоявшего здесь телефона. Не спуская глаз с фигуры в кресле, она набрала номер сотового Сергея, в трубке раздались гудки. Сергей не брал трубку, Настя ждала, пока связь не разъединилась. Тогда она набрала их домашний номер и снова – долгое ожидание под гудки, пока не включился автоответчик. Надиктовав на него послание, она положила трубку. «Странно! – подумала Настя, бросив взгляд на настенные часы, висящие над шкафчиком с ключами. – Времени полвосьмого, Сергей уже должен быть дома. Может, в душе?» Решив перезвонить попозже, Настя направилась к сидящему в кресле. Ей из принципа захотелось нарушить «невежливый покой» постояльца, который, невзирая на то, что она уже минут десять находится в вестибюле, ни разу даже не повернул головы в ее сторону. А ведь она – девушка! «И это же надо сидеть здесь без света и пялиться в окно, рискуя напугать кого-то из других жильцов, – рассуждала она. – Хам!» Настя приблизилась к фигуре в кресле, топая нарочито громко, однако объект ее любопытства так и не шелохнулся. И снова приступ страха: «Не слишком ли много переживаний за один вечер?» – с вновь колотящимся сердцем думала она. Чувствуя, что тут что-то не так, она осторожно тронула человека рукой за плечо, он не двинулся. Насте показалось, что вокруг стало еще темнее, мрак как бы сгустился и, словно черные стены, надвинулся на нее со всех сторон. Страшная догадка возникла в ее голове. На ватных ногах она обошла тело и заглянула в его лицо. При лунном свете Настя различила знакомые черты. Это был Владимир. На нем был надет его дорогой костюм: и в своем дорогом костюме он был мертв. Его бледное лицо застыло в ужасной гримасе, из уголков рта на подбородок стекала какая-то темная жидкость, цвет Настя не смогла различить, оскаленные зубы были острыми, неестественной для человека конусообразной формы. Глаза остекленело смотрели в пол, а пальцы рук вцепились в подлокотники. Настя уже хотела бежать, звать на помощь, когда труп, своей ледяной рукой скользнув между полами Настиного халата, крепко, словно капкан, схватил ее за промежность и, страшно захрипев, поднял голову, уставившись ей в глаза. От ужаса и от боли она думала, что он вырвет ей влагалище, Настя истошно закричала и… проснулась.