Да, у нас её, разумеется, не забыли,
она ведь не из простых – богиня
(почтенье к богам – не иссякло);
потому́
и́
(это, кажется, всем понятно)
не без амбиций
и без утомительных
долгих
приготовлений
на особенное внимание
к себе и своей внешности,
стоя на постаменте,
она претенду́ет
(вроде бы как по праву),
желая
превосходить красотою
всех настоящих
женщин
и даже больше:
строит
своё реноме на спеси,
на том, что
ей
понаприпи́сано
в старых эклогах и новых стансах,
вопреки её пристрастиям
к невероятной лести
перед всесильными и всевластными,
к сводничеству, раздорам, буйствам,
к путаным и лживым речениям;
а ещё она кичи́тся
мудростью,
своим необъятным
счастьем
быть на виду,
любимой
все́ми
бессрочно,
нескоротечно.
Можно ль, однако, верить?
И что́ есть на самом деле?
Ну да – красота, бесспорно,
в свете искусства – самая настоящая:
точно всё, пропор-цио-нально,
линий и форм изящность,
одухотворённость, ровность,
каждый штришочек – славненький,
нет руки, так это даже – брутально,
нет и веснушек или ро́динок;
что же до самого главного,
то, как гласит предание
из времени ещё о́ного,
она вполне даже успешно
на своём, супружеском, ложе
вволю и вдрызг тешилась
с присущим её статусу жаром,
пуская туда и в себя многих,
главным образом бога,
хоть и не очень знатного, но стратега,
умевшего в скоростном забеге
превзойти любого
не только смертного;
кажется, таким его помнили
ещё до событий тро́иных,
пока её с ним не накрыла
незримая сеть, изготовленная
мастером дел кузнечных,
ковать умевшего даже крылья,
богом тоже, но только хро́мым,
её супругом, одним, законным,
коему, стало быть, в отомщение
за его законность и хромость
ею делались соответствующие,
хоть и искри́вленные, но
весомые,
ощутимые,
наставления.
И ещё как об одном из главных
событий не такого уж давнего
времени
в хрониках писано:
будто б она кому-то
нечто
весьма
существенное